Судьба

Пройдут дни, а может, и недели, прежде чем они узнают о возможном развитии событий, и Катриона не в силах сделать ничего, чтобы хоть как-то их ускорить. Нечасто Катриона бывала такой же нетерпеливой, как и Майлз. Она напомнила себе, что центральная больница в Хассадаре является лучшим на Барраяре центром лечения тех, кто пострадал от радиации, и Майлз всегда готов это подтвердить.

– Для Ядвиги тоже найдется дело, – внес оптимистическую ноту Энрике. – Она может доить своих коз, может заниматься другой нехитрой работой. Может быть, она несколько медлительна, но у нас на ферме свой распорядок.

А интересно, доволен ли Энрике тем, что в его коллекции крупных млекопитающих появилось еще несколько экземпляров, или же сердце его растаяло, когда он увидел, насколько Ядвиге полюбились жуки-радиофаги, его лучшие создания? Наверное, и то, и другое. Какая разница?

– Это может сработать, – сказала Катриона. – По крайней мере, стоит попытаться.

– А сможет ли Марсия заняться их обучением? – спросил осторожно Майлз. – Проявит ли интерес к этому?

– У нас там десятки работников, – ответил Энрике. – Никто не говорит, что всем должен заняться кто-то один.

Ну что ж, перспективы открывались вполне благоприятные. Ядвига и Борис гарантированно получают кров и место, где они могут приносить пользу и быть вполне независимыми. Катриона знала, насколько это важно. К тому же в лабораториях все постоянно меняется, и эта гибкость условий жизни и работы – еще один плюс. Инги, как полагала Катриона, способен на большее, и, вне всякого сомнения, благодаря Энрике он вскоре откроет для себя перспективы. Для мальчика-альбиноса ферма станет не столько постоянным жилищем, сколько трамплином в будущее.

Но оставалось еще одно существо, мама Роджи, и невозможно было однозначно сказать, кто она – виновник или жертва. Катриона вздохнула и спросила, обращаясь одновременно к Энрике и Майлзу:

– Относится ли это приглашение к… их матери? Она же не может вернуться в зону! Или как?

Энрике задумался на миг и ответил:

– Я не думаю, что ей можно позволить жить с детьми после того, что произошло.

– Наверное, то, что с ней произошло, – проговорил Майлз, – стоит назвать временным помешательством в трудной ситуации, когда человек впервые оказался оторван от привычного миропорядка. Конечно, что-то в ней сломалось, и я не знаю, возможно ли это вылечить.

Когда от возрождения отказываются, а наказание лишено смысла, что остается?

– К тому же с юридической точки зрения наказание за преднамеренное радиоактивное отравление и преднамеренное убийство плавно перетекают друг в друга, – закончил Майлз.

– Да. Словно замкнутый круг, – согласилась Катриона.

Но ведь Энрике не слышал историю, которую мама Роджи рассказала Катрионе, когда они сидели на бревнах поодаль ее дома, а потому ничего не мог поведать и Майлзу. Поэтому Катриона, устроившись поудобнее, пересказала ее – синопсис синопсиса, с опущением, естественно, многих дьявольских деталей. Она не знала, поможет ли маме Роджи ее рассказ.

Когда она закончила, Майлз только присвистнул:

– Ничего себе!

Энрике был настроен более прагматично:

– Что же мне сказать детям?

Катриона потерла виски.

– Скажите, что ее лечат, – ответила она. – И я не думаю, что мы за какой-то час сможем освободить их от груза этих лет.

Если вообще сможем. Мама Роджи до мозга своих пропитанных радиацией костей принадлежала Округу Вашнуй. Только вот время ее давно ушло. Ее время – это время старого Петера, а не время Майлза. Она была реликвией эпохи сопротивления суровым обстоятельствам и иной жизни не знала. И Катриона представить себе не могла, каким образом та устроилась бы в современном Хассадаре. Проще уж было видеть маму Роджи в привычной для нее обстановке – на пороге столь любимой ею хижины, в лесу. Пусть уж мрачная легенда Вашнуй вернется к себе домой и время от времени терроризирует случайных туристов, наткнувшихся на ее лачугу. Кстати, Борис смог бы изредка ее навещать – как-никак сыновний долг! Да и старый Петер в свое время не случайно поддался желанию мамы Роджи остаться в зоне. Умный все-таки человек.

Энрике понимающе улыбнулся, пожелал Катрионе скорейшего выздоровления и вышел.

Катриона пожала спрятанную под перчаткой руку мужа.

– Тебе нужно домой, к детям.

– Конечно, – отозвался Майлз, но руки Катрионы не отпустил. Так они и сидели с минуту или больше.

Наконец Катриона вздохнула и спросила:

– Как думаешь? У нас получится?

Несколько неопределенный жест, которым она сопроводила вопрос, охватывал все – и зону, и ее светлячков, и весь Округ Вашнуй, и долгие десятилетия истории, наследниками которой они являлись.

Майлз под своей маской приглушенно рассмеялся.

– А у нас есть выбор? – спросил он.

Он отпустил руку жены, расправил плечи и сказал: