Судьба

– Боюсь, что Александр Яковлевич, мой художник, не обрадуется, если я выдерну его с дачи в такое позднее время. Давайте договоримся на завтра. К часу дня. Заодно у меня и пообедаете. Ну как, идёт?

– Конечно! Спасибо вам, Сергей Леонидович! И простите меня, пожалуйста, за мою горячность. Я… мне очень стыдно, правда!

– Не берите в голову, Соня, – он улыбнулся. – Ну что, собираемся?

– Да-да, конечно! Игорь, наверное, уже нервничает…

– А кем работает ваш муж, если не секрет?

– Он преподаёт психологию в институте! – с гордостью сказала я.

– Вот как? – кажется, Крутов удивился. – Интересно, а он в курсе нашей с вами встречи?

– Конечно! Только о цели её он не знает. Я не могла ему об этом сказать…

– Ладно, это уже не моё дело, – Крутов резко оборвал разговор. – Я расплачусь, а вас пока Гриша к машине проводит. Прошу вас…

Он помог мне встать. Что ж, зато я теперь знаю, что Гриша – это тот, у кого разноцветные глаза, левый – серый, а правый – почти голубой. В остальном же, мне кажется, двое из ларца одинаковы с лица…

– А что касается вашей доброй самаритянки, – сказал мне Крутов на прощание, – пусть приходит, я что-нибудь для неё придумаю. Хорошие люди мне нужны.

Глава 20

Перед тем, как подняться на свой этаж, я заглянула к Ляле. Диночку Игорь уже забрал, но мне обязательно надо было хоть словом обмолвиться со своей соседкой.

Ляля встретила меня в длинном ярко-зелёном платье, которое делало её похожей на сказочную фею. Изумрудные блестяшки на белой шее подчёркивали этот необычный образ. Она не дала мне и слова вымолвить, быстро затащив в свою квартиру и захлопнув дверь.

– Что-то случилось, Лялечка?

Лицо её просияло так, что никаких подтверждений тому, что произошло что-то очень хорошее, мне не потребовалось. Но последовавшие далее слова привели меня в оторопь.

– Ага. Муж приехал.

– Чей??

– Мой! – она чуть скосила глаза направо. Я прислушалась – в комнате явно слышались голоса. Женский, Ренаткин, и хриплый мужской.

– Которого ты выгнала семнадцать лет назад? – я понизила голос.

– Прикинь?

Я не могла понять, счастье ли освещает сейчас лицо моей соседки или обычное удовлетворение обманутой, но не сломленной женщины.

– А зачем он пришёл? Вернуться хочет?

– Ты что, глупая! – Ляля ухмыльнулась. Ага, значит, не счастье. – Он Натку к себе зовёт.

– Куда?

– В Америку. Сначала в гости, – упредила мой следующий вопрос Ляля, – а там, глядишь, и на постоянку.

– Вот это поворот! А Ренатка как же? Согласна? А ты?

– Да не обо мне сейчас разговор, Сонь! – отмахнулась она. – Ты только представь, какие возможности ей там откроются! Это же Америка!

– Подумаешь, Америка. И что с того? Ты-то как без неё останешься, Ляля?

– Ничего ты не понимаешь, Соня! Молодая ишшо! Ну ладно, дуй к своим, потом поговорим!

И она точно так же стремительно выпихнула меня из квартиры, как пять минут назад в неё втянула. Дверь захлопнулась, а я на мгновение замерла на месте. Натка поедет в Америку, вот это новость! Конечно, для молодой девушки это действительно невиданные возможности, но что будет с её матерью, как она останется тут одна? Если только и Ляля со временем подтянется к дочери, но что тогда будет со мной? Я уже так привыкла к участию соседки в моей жизни… С этими безрадостными мыслями я оторвалась, наконец, от двери квартиры номер три и направилась к лестнице. Вот так, Сонечка, мама оказалась права – никого не следует глубоко впускать в своё сердце. Иначе печали неизбежны. Ох, мамочка…

– Привет, мамуль! – бодро произнесла я в трубку, не спеша поднимаясь по лестнице.

– Доченька, а я только что о тебе думала! – мамин негромкий голос звучал совсем тихо. Наверное, папа уже лёг спать. – Сегодня встретила твою Милу в магазине…

– Милку? Хлебникову? – обрадовалась я. – Я её тыщу лет не видела. Вот как школу окончили, так и не встречала. Как она, мам?

– Да она же теперь знаменитость, Сонечка. Так просто и не подойдёшь. Ответила односложно, мол, у неё всё в порядке. О тебе даже не спросила.

– Мамуль, да она всегда была эгоисткой, – рассмеялась я. – Она считала, что мир создан только для того, чтобы холить и лелеять её, единственную и неповторимую. Так она что, в политику ударилась, что ли? Я бы не удивилась…

– Артисткой стала, – в мамином голосе появились знакомые мне с детства нотки, которые тут же отдались во мне привычной реакцией. У меня даже дыхание как будто сбилось, впрочем, это скорее всего случилось из-за того, что я поднималась пешком. – Видела бы ты её, эту артистку. Руки дрожат, а на глазах очищи чёрные. И в корзинке продуктовой пива бутылок десять.

– Так может быть, она в гости собиралась, мам.

– Ну да, в гости! – едко ответила мама. – В восемь утра!

– Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…