Судьба

В ЛЕСНОЙ СТОРОЖКЕ

Там, где кончается небо и начинается край земли, изба из необхватных лиственниц подпирает склоненную синь.

Выглаженные ливнями до стекла, битые грозами дочерна, блестели сущие зеркала, голубым отсвечивая на углах и зеленые после дождя. И вот тут-то между концом и началом — уважаемый земно — проживал мой хозяин с лицом богописным. Был он в возрасте древнем — лесник, и действительно, ситцевый красный рукав до локтя, обнажая плоскобокую поручень ладоней, и кулак, как тесак, золотился в веснушчатой коже. Ученым печка русская медведем на задних лапах села у стола, Анисья Павловна у печки: есть ситцевый характер, а шелковый слывет добром, а бархатный — такой встречаешь редко, а у Анисьи старой нрав был холстяной. Вещам, деньгам старуха знала цену, недаром руки треснули в работе, как булки в перетопленной печи. Под желтым лбом из-под платка чуть опустились полукружьем седые веки на глаза. Вот Анисья открыла печку и из печки достала лист, пироги аржаные в нем испеклись. Жила капуста в пирогах, изрубленная мелко. И с конопляным маслом лук капусте дал обширный вкус. И от жары в печи возник в росных туманах огород, на грядах запахи растений, качанье луковых голов. А место родом от земли — его железная руда с наземом пашен зачала и вечным небом напоила.

«Вот женщина идет с узлами…»

Вот женщина идет с узлами,бросая взгляд завистливый в толпу…Таких я сразу узнаю:ей непонятна улица Москвыи ненавистны люди —с легкими цветами.На платье вышиты бутоны,не знающие мыла и воды.Румянец щек не первой новизны.Спросить бы, кто она!Зачем лицо не умывала!Зато от переносицы к вискушнурочками на мирном лбутоненько брови навела

и губы краской подвела.Серебряные кольца на руках,и серьги медные в ушах,и полукружья пыли за ногтями.Прошла, идущих задевая,без выраженья на лице,лишь красный огонек в зрачкевдруг загорелся на мгновенье,когда, нарядная, как бог,шла дамав пестром оперенье.

ВПЕРЕД

Я примирилась с вами,асфальтовые улицы.Пред бетонными этажамисмирилась я,—а разве так надо?Надо забытьвосшествие жизни

до половины небес,а на другой половине —последней —в себе уничтожить первую.Оставив за спинойручьи недель,текущие средь трав,где папоротникв банановые пальмыперерождается в очах,когда сидишь на дне ручьяи к пальцам ногот берегасплываются рыбешки.Оставить за спинойи не глядеть назад —там сын у меня на руках —Тарас.

И сад…О! Этот сад,—чернеют ямы,да коренья,распластаны из ям, торчат.И яблонь нет,и вишен нет,и сына нет,и в сердце даже корня нет,все уголь, уголь,да зола,да разбомбленная земля.Я примирилась с вами,асфальтовые улицы,и пред бетонными этажамисмирилась я,и город приняла в себя,чтоб снова быть.Я благодарна людям,

что их так много,что вновь могусредь них найти себе друзей.И равнодушные потокипереулковвливают человечьи зыбив массивы теплых площадей.1945

«В толпе весною осененный…»

В толпе,весною осененный,прошел нарядный гражданин —весь цвета стали,сам блондин,лицо с капканьими зубами,а вместо глаз —хорьки сидят,и из ресниц, как из травы,—косятся в сторону поживы.

О СЕБЕ В БУДУЩЕМ