– У аппарата Слащев. – У аппарата Май-Маевский. Чтобы вы убедились, что говорит действительно Май-Маевский, я напомню вам случай под «Красне у моста», прошу и вас напомнить какой-нибудь случай. – Последняя наша встреча была у Пелагиады. – Известно ли вам, что происходит в Симферополе? Я нахожусь с отрядом на ст. Альма. – Капитан Орлов с офицерами произвел арест ген. Субботина и других генералов, – ответил Слащев: – я только-что говорил с Орловым, он подчиняется мне. Арестованные освобождены. Я выезжаю в Симферополь. – Я с отрядом еду в Севастополь, – ответил Май-Маевский… Что-то случилось с проводами, и разговор оборвался. – Позовите ко мне Орлова, – сказал Май-Маевский лейтенанту Романовскому. – Ваше превосходительство, Орлова сейчас нет. Он занят. Подчиняется ли Орлов Слащеву и Деникину? спросил Май-Маевский. – Так точно, ваше превосходительство, – последовал ответ. Мы вернулись в Севастополь. В «Кисте» Май-Маевский просил меня приготовить глинтвейн. Он тоже пришел ко мне в комнату, сел на диван и неожиданно спросил: – Скажите, капитан, как вы смотрите на эсеров и коммунистическую партию? Какая между ними разница? Впервые он заговорил со мной на политическую тему. Мне ничего не оставалось, как притвориться хладнокровным: – Я не знаком с партиями. Меньше всего этим интересовался. – А скажите, капитан, ваш брат действительно был младшим унтер-офицером из вольноопределяющихся? – спросил Май-Маевский, с ударением на каждом слове. – Так точно, ваше превосходительство. Он служил в 32-м полку. – Вы мне в Харькове рассказывали, что ваш отец служил начальником Сызрано-Вяземских железных дорог. У вас там, кажется, и имение есть? – Точно так, ваше превосходительство. Жаль, что не была взята Рязань, – вы лично убедились бы в этом. – А с какого времени ваш брат состоит в коммунистической партии? Я понял, что все пропало. – Никак нет, ваше превосходительство, я хорошо знаю брата. Он никогда не был коммунистом. – Вы знаете, что ваш брат был председателем подпольной организации и все было подготовлено к восстанию? – отчеканил генерал. При этих словах дверь комнаты открылась, вошла группа офицеров с револьверами в руках. Один из них крикнул злорадно: – Капитан, руки вверх! Я поднял руки. На меня смотрели дула нескольких револьверов. Начальник сухопутной контрразведки подошел к Май Маевскому, стукнул шпорами и, приложив руку к головному убору, отрапортовал: – Ваше превосходительство, вам все хорошо известно? – Да, – сказал генерал и тотчас же ушел. По уходе его был произведен тщательный обыск, а начальник разведки допытывался: – Скажите, где вы были комиссаром? Я, не теряясь, ответил: – Какую чушь вы говорите?! Я никогда не был комиссаром, – и обратился к офицерам: – Господа офицеры, не желаете ли выпить глинтвейна, приготовленного для Май-Маевского? – Мы не пьем во время служебных обязанностей, – отрезал начальник: – а скажите, как вы устроили брата к Май-Маевскому? – Спросите у генерала. – Да-а, загадочная история, – протяжно и ехидно сказал начальник разведки и, обращаясь к офицерам, добавил: – Мы все установим… ведите его.
Вдоль коридора гостиницы вытянулось множество юнкеров с винтовками. На улицах там и сям большие группы офицеров, а около памятника Нахимова и вблизи здания морского собрания стояли пулеметы.
Меня вело десять человек, по три справа и слева, четверо сзади. Я оглянулся и увидел направленные на меня дула револьверов. Кто-то прикрикнул: – Не оглядываться! Сердце усиленно билось. Признаюсь, меня пугало кошмарное предположение: вдруг меня поведут на Графскую пристань, а оттуда на крейсер «Кагул», этот проклятый застенок контрразведки.
А мне так надо было выиграть время, чтобы спастись и спасти брата. Нет, меня повели в морскую контрразведку, по Корниловской набережной, д. № 17. Газетчики выкрикивали: «Вечерний выпуск. Раскрытие подпольного комитета большевиков! Важное событие!» Эти слова привели меня в полное отчаяние. Я сразу начал обдумывать план бегства. Но мы уже подходили к контрразведке. Толпа офицеров рассматривала меня как редкого зверя.
Меня ввели в помещение; не допрашивая, через несколько минут тот же караул препроводил меня в крепость. С большим волнением я прочитал газету.
На первой странице крупным шрифтом было напечатано: