В объяснениях с крестьянами я воспользовался орловщиной также и как средством пропаганды. – Придет скоро время: власть помещиков и генералов падет. Вы будете свободными гражданами. Да здравстует советская власть! В ответ грянуло: – Ура-а! Уже рассветало, ветер утих. Но идти было трудно: ноги вязли в глубоком снегу. В полверсте от деревни Кадыковка мы зашли на один из пустующих хуторов, где обогрелись и закусили у сторожа. Ночь мы провели в Кадыковке у знакомца Воробьева. Такой же дружеский прием мы встретили и на хуторе Пересыпкина, где провели целые сутки. Один из нас, татарин деревни Уторкой, Абдул Смаил, ушел вербовать в наши ряды татарскую молодежь. А остальные шестеро направились в Алсу. Эта деревушка раскинулась в лощине, среди гор. Мы зашли в первый попавшийся дом и попали в рабочую семью. Хозяин, одетый по-городскому, долго присматривался к нам: кое-кто был в погонах, некоторые выглядели сущими оборванцами, все с винтовками. На расспросы мы получили лишь: «да», «нет». Все-таки, хотя и с большим трудом, мы разговорились и узнали, что дядя Семен симпатизирует советской власти. После сытного обеда мы двинулись на Ялту, чтобы встретиться с Орловым. Я тогда еще не представлял себе подлинной белогвардейской сущности орловцев и допускал, что они – истинные революционеры. Несколько улучшилось наше положение за эти немногие дни! Мы уже нашли нескольких благожелателей, а дядя Семен обещал нам всяческое содействие и просил захаживать. Такое сочувствие удесятерило наши силы. Мы перешли Черную речку через Чёртов мост и начали подниматься по зигзагообразной дороге, между нависшими скалами, одетыми кустарником. После двух с половиной часов узкий коридор вывел нас на открытую возвышенность к кордону Херсонесского монастыря. Кругом построек, обнесенных высоким забором, шумел хвойный лес, да изредка постукивал дятел. Кто-то из нас постучал в большие ворота. Залились собаки, чистый звук колокола заглушил лесные шепоты. Скрипнул железный засов, и высокий послушник в черной скуфейке спросил, кто мы такие, куда идем. Мы назвались орловцами и прошли за монахом на кухню кордона. Игумен Викентий отдал распоряжение приготовить моим товарищам ужин и постель, а меня пригласил ужинать в келью. Монах долго всматривался в меня. – Простите, вы напоминаете мне капитана Макарова, адъютанта Май-Маевского, – и он рассказал, что служил в харьковском соборе и видел меня там вместе с генералом. (После нажима красных, Викентий бежал из Харькова и, по протекции епископа Вениамина, попал в кордон.)
Завязалась долгая беседа на политическую тему. Рассказы игумена о зверствах большевиков не портили мне аппетита. А насытившись, описал, как умел, жизнь и поступки строителей «Единой Неделимой». Монах молча слушал, скорбно понурив голову, и соглашался со мной во многом. Он был непреклонен лишь в вопросах непогрешимости святой церкви, подкрепляя свое, мало убедительное, красноречие текстами из священного писания. Мне было совсем не до религиозных диспутов; пришлось только указать отцу Викентию, что церковь всегда служила орудием угнетения трудовых масс.
– Вспомните текст: «Несть власти, аще не от бога». – А скажите, Павел Васильевич, Май-Маевский был религиозный человек? Я рассказал о том, как в Харькове, набравшись смелости, я спросил генерала: – Ваше превосходительство, вы не верите ни во что, но почему же вы креститесь на парадах? – Капитан, – ответил Май-Маевский, – вы слишком молоды и не понимаете, что для простого народа это необходимо. На ночь нас устроили в отдельном монастырском флигеле. В маленькой комнате было тепло и по-своему уютно. Часть наших улеглась на кровати с соломенным матрацем и на маленьком диване, а остальные прямо на полу, на войлочном ковре, который заботливо принес монах. Воробьев, ради шутки, посоветовал Вульфсону: – Завтра нам предстоит трудная дорога. Ты бы помолился всем святым. Вульфсон, укрываясь рядном, засмеялся: – Пусть за нас помолятся монахи: им делать нечего. Потом наказал постовому: – А ты там смотри лучше! На святых не надейся! Тусклый свет лампад освещал две ветхие иконы и навевал дремоту. Некоторые товарищи попробовали было перекинуться анекдотами о монахах, но я напомнил, что утром нас ждет большой переход.
Попали к друзьям