Судьба фантастической гипотезы

Ах, как соблазнительно было бы нарисовать здесь буколическую картинку в духе немецких романтиков! Сельская идиллия, несколько крестьянских домиков среди невысоких холмов, поросших лесом. И как бы сама собою вписывается в этот фон супружеская пара, которая, забыв обо всем на свете, наслаждается счастьем и любовью.

Но не было идиллии. И даже в тихой деревне Альфред Вегенер не мог уделять Эльзе много времени. Он привёз с собой материалы экспедиции, которые требовали неотложной обработки. Он желал поскорее с ними покончить, ибо за время путешествия по Гренландии ему пришло несколько весьма существенных соображений, значительно подкрепляющих идею дрейфа материков, которые сами собой рвались на бумагу.

Ни одной из этих работ не суждено было ему в то время завершить. Не прошло года после его возвращения из Гренландии, как пусть не в идиллический, но всё же в спокойный рабочий ритм жизни Вегенера ворвались совершенно чуждые ему звуки — звуки бравурных маршей. Наступило лето 1914 года. Германия развязала войну, которая вскоре превратилась в мировую. Для далёкого от политики Альфреда Вегенера событие это было полной неожиданностью. Всегда увлечённый наукой, он попросту не воспринимал всерьёз вопли иных соотечественников о «Великой Германии», а их речи, в которых постоянно твердилось одно и то же: «Дойчланд юбер аллее», казались ему просто глупостью, не способной влиять на людей. Словом, дух великогерманского шовинизма, которому в то время поддались многие выдающиеся умы немецкой науки, не затронул Вегенера и краем.

И он был очень удивлён, когда вдруг увидел, что набор глупостей, превратившийся в государственную политику, вершит судьбами миллионов соотечественников. В том числе и его судьбой. Ибо в тот момент, когда была объявлена война, в оценке — с государственных позиций — тридцатичетырёхлетнего гражданина Германии Альфреда Лотара Вегенера перестало иметь значение, что он «звезда» метеорологии, исследователь величайшего заполярного острова и прочее, но важным стало лишь одно: этот гражданин — военнообязанный, капитан запаса и, значит, в трудный для фатерланда момент должен встать в строй и чеканить шаг под эти самые бравурные марши.

И вот малый кусок бумаги — повестка — заставляет Альфреда Вегенера, о котором Бенндорф позднее писал: «Вегенер видел смысл жизни в том, чтобы двигать вперёд всё человечество. Он был совершенно освобождён от ограниченности национализма, взращенного до жутких пределов войны», — надеть капитанскую форму и отправиться на фронт, чтобы заниматься делом, которое сам он глубоко презирает, ненавидит, считает постыдным: командовать солдатами, валяться в окопах и, наконец, самое отвратительное — стрелять в людей, к которым он не испытывает ни вражды, ни ненависти.

Теперь всем: его временем, местом нахождения, действиями, стилем речи, даже самой жизнью — распоряжается вермахт. И только одно не под силу всесильной военной машине, даже она не может подчинить себе мозг капитана Вегенера, не может заставить его думать лишь «о насущных задачах момента». В перерывах между боями, на коротких отходах с передовой позиции в тыл Вегенер продолжает размышлять о дрейфе материков, подыскивает всё новые и новые аргументы в пользу этой концепции.

Конец странному раздвоенному состоянию Альфреда Вегенера приносит пуля, выпущенная из винтовки неведомым ему русским солдатом, — капитан тяжело ранен. После лечения в госпитале ему даётся длительный отпуск, во время которого офицер по предписанию начальства должен быть занят одним — поправкой здоровья, чтобы как можно быстрее получить возможность снова встать в строй.

Вегенер, верный себе, использует отпуск совсем по-иному. Воспроизведём теперь полностью его высказывание о том, как разрабатывалась идея дрейфа, начало которого приводилось в предыдущей главе. «В 1910 году мне впервые пришла в голову мысль о перемещении материков — когда, изучая карту мира, я поразился сходством очертания берегов по обе стороны Атлантического океана. Но тогда я не придал этому значения, так как не считал такое перемещение возможным. Осенью 1911 года я познакомился (благодаря ряду справочных сведений, случайно оказавшихся в моём распоряжении) с палеонтологическими данными о прошлой сухопутной связи между Бразилией и Африкой, о которой я раньше ничего не знал. Это побудило меня проанализировать результаты геологических и палеонтологических исследований, которые имеют отношение к этому вопросу. Изучив эти данные, я убедился в принципиальной верности своей идеи. После этого — участие в гренландской экспедиции под руководством Коха в 1912–1913 годах и позднее служба в армии — помешали дальнейшей работе над теорией. Однако в 1915 году мне удалось использовать длительный отпуск по болезни для подробной разработки теории» (кстати, заметим: думается, не случайно Вегенер оговаривается «отпуск по болезни»: о ранении в серьёзном научном труде ему неловко и поминать).