Судьба фантастической гипотезы

Однако результаты полярных экспедиций говорили об обратном. Фритьоф Нансен во время своего исторического дрейфа на «Фраме» вёл постоянные промеры. Иногда на его лоте не хватало троса, чтобы достать дна, столь оказался глубок здесь океан, но резкого падения глубин на всём маршруте обнаружено не было.

Немало усилий потратили на промеры зимовщики станции «Северный полюс-1». Помните кадры кинохроники? То и дело мы видим кого-нибудь из трудолюбивых папанинцев, крутящим укреплённую над прорубью лебёдку, которая вытягивает из воды тонкий трос. Ими были точно зафиксированы глубины во многих точках арктического бассейна. И снова ни одного резкого перепада.

А между тем биологи в те же тридцатые годы установили, что глубинная фауна Восточного и Западного районов Арктики заметно отличается друг от друга. Это снова наталкивало на мысль о преграде, разделившей донных жителей.

Во время дрейфа советских судов «Садко», а затем «Георгий Седов», попавших в ледовый плен и в течение нескольких лет странствовавших по воле стихии арктическими просторами, опять же ни разу не было зафиксировано что-либо хоть бы отдалённо напоминающее подводную возвышенность.

Установить истину удалось лишь тогда, когда за дело взялись «прыгающие отряды» исследователей. Новый метод изучения Арктики ещё в предвоенные годы разработал академик Отто Юльевич Шмидт сразу после успешного завершения работы стапции СП-1. Этот эксперимент убедительно показал, что в центре полярного бассейна даже тяжёлые самолёты могут находить для посадки и взлёта достаточно крупные льдины. На том и основывалась идея Шмидта. Он предложил посылать небольшие группы специалистов на короткий срок в самые малоизведанные районы Ледовитого океана. Высадив учёных на лёд, машина улетала в соседний район, где также оставляла группу. Когда цикл наблюдений завершался, самолёт подбирал своих подопечных и перебрасывал их на новые точки.

И вот в апреле 1948 года начальник одного из «прыгающих отрядов» гидролог Яков Яковлевич Гаккель во время очередного промера установил, что глубина под льдиной всего около тысячи трёхсот метров. А в соседних совсем близких районах она была более трёх километров.

Ухватившись за один этот результат и сопоставив его со всеми уже известными к тому моменту сведениями, содержавшими хоть какой-то намёк на подводную преграду, Гаккель обозначил на карте предполагаемые контуры поднятия. Как всегда, когда появляется рабочая гипотеза, дело двинулось быстрее. Однако вовсе не так быстро, как хотелось бы. Потребовалось ещё примерно два десятилетия, чтобы усилиями «прыгающих отрядов», полярников дрейфующих станций «Северный полюс», судовых гидрологов и множества специалистов из различных институтов составилось точное представление о рельефе дна Северного Ледовитого океана.

Наконец, стало ясно, что его ложе вовсе не походит на обычную глубокую тарелку. Дно в нескольких местах пересекают крутые горные кряжи. От Новосибирских островов до Канадского архипелага поднялась, рассекая пополам весь арктический бассейн, возвышенность, названная хребтом Ломоносова. Ширина его местами превышает триста километров, а высота (если брать за нулевую отметку глубокую котловину, расположенную у одного из склонов) — три с половиной километра.

Параллельно ему протянулось от острова Врангеля к восточным островам Канадского архипелага другое поднятие — хребет Менделеева. Третье поднятие дна, пересекающее котловину Нансена, получило имя первооткрывателя всей системы подводных гор — хребет Гаккеля…

К тому времени, когда на карту были нанесены основные возвышенности дна арктического бассейна, у специалистов уже не вызывало сомнения, что дно и других районов Мирового океана вовсе не похоже на гладкое плато.

Для развития представлений в этой области решающую роль сыграло изобретение эхолота, прибора, с помощью которого судно во время рейса может постоянно фиксировать рельеф дна любого участка океана. Принцип его действия прост: закреплённый в днище аппарат посылает акустический сигнал, который, пробежав всю толщу воды, доходит до дна, отражается и возвращается назад. Время, затраченное на путь туда и обратно, вполне надёжно позволяет судить о длине этого пути, то есть о глубине океана. Добытые сведения самописец, работающий на мостике судна, вычерчивает на ленте, и каждый донный выступ или прогиб перед вами, словно на ладони. А промеры с бесконечно долгим, утомительным кручением лебёдки оказываются просто не нужны.

Эхолоты появились в середине тридцатых годов. И первые же плавания специальных научно-исследовательских судов разных стран, вооружённых этими приборами, принесли множество новых сведений. Естественное сферу внимания специалистов попал Атлантический вал. «Зондаж» эхолотами небольшого его фрагмента показал, что сооружение это не очень-то похоже на вал, оно расчленено на отдельные гряды и долины, имеет скалистые склоны. Более детально в то время Атлантический вал обследован не был. Неизвестными остались истинная его протяжённость, высота и ширина в различных частях Атлантики.