Обязательная учебно–производственная практика после второго курса у всех геологов страны проходила в Крыму на специальном полигоне. Сибирские ученые нашли такой же полигон в Хакасии с горами, ручьями и озерами, обнажениями пород и скальными выходами, туда мы и поехали всем курсом. Мы должны были все делать сами, ставить палатки, заготавливать дрова и воду, готовить пищу. Начали с геодезической съемки местности. Составили карту–план, нанесли ее на топооснову и приступили к геологической съемке. Овладение всеми методами геологической съемки для последующего составления геологической карты было главной целью этой практики. Вот тут–то и пригодился практик–съемщик Рахманов. Я знал на практике, как проводится геологическая съемка и составляется геологическая карта. Теперь после прослушивания спецкурсов я был и теоретически подкован. Полигон–то был учебный: все геологические тела и особенности были, как на иллюстрациях в учебниках. Мне было достаточно трех маршрутов, чтобы понять строение района. На один из похожих на предыдущие разрезов я предложил группе не ходить, а сесть на вершину и под мою диктовку записать, что будет на этом разрезе, и в каких слоях мы найдем фауну. Сэкономленное время мы используем для купания в Шире — метрах в трехстах сверкала водная гладь озера. С одной стороны, недоверчивый и в то же время дружный восторженный вопль огласил просторы Хакасии. Какой студент откажется при любом удобном случае пропустить занятия? Я поставил условие, что после купания мы быстро проверим по разрезу наше описание — возражений не последовало. После купания я ощутил, что женская половина меня приняла так же, как и мужская. Свои кусочки геологических карт почти весь курс защитил на отлично. Главная заслуга в этом была, безусловно, замечательных преподавателей и руководителей практики. Учили ведь не только съемке, но и минералогии, петрографии, методам поиска полезных ископаемых, и для меня это тоже была великолепная школа.
Все наши заботы и радости делила с нами секретарь факультета Милана. Она была немного старше студентов, но моложе меня. Ее черные сверкающие глаза излучали доброту и приветливость, а звенящий смех раздавался в различных частях лагеря. Она почти все свободное время проводила со студенческой братией, а по вечерами часто уходила в свою палатку одна. Я постепенно сблизился с ней. Мы много разговаривали, иногда попивая сухое красное вино. Я вспоминал о своих путешествиях, про службу в армии, она в основном — свое детство и любимую бабушку. В один из вечеров мы засиделись дольше обычного и ощутили, что не можем друг без друга. После практики, вернувшись в Академгородок, мы поставили палатку на берегу Оби и наслаждались друг другом и полной свободой. Мы были, как сумасшедшие, постоянно хотели друг друга. Общежитие геологов располагалось в обычном доме. В квартирах в больших комнатах жили студенты первого и второго курсов по три человека. В комнатах поменьше — по двое обитали третье–и четверокурсники. Пятикурсники жили на кухнях по одному, и я, как «почтенно–старый» студент, жил на кухне. Через два месяца Милана, оставив мужа, перебралась ко мне на кухню. Настали полные счастья времена, каждая душевная струна внутри нас радостно звенела и была настроена на один лад, а наше обиталище было заполнено какой–то необыкновенной аурой, из заурядной кухоньки в стандартной советской пятиэтажке она превратилась в любовный чертог. Мы не расставались ни на один день: днем — в университете, вечером — в кино, театре или на прогулках на велосипедах и лыжах. Ну и, конечно, на любимой кухне с любимой музыкой — к этому времени у меня было около двухсот пластинок.
Я полностью включился в учебу. Каждый из нас имел руководителя — ученого из Института геологии. С помощью моего руководителя мне удалось довольно хорошо изучить группу моих кораллов. Профессор Дробот, поскольку рекомендательное письмо было написано на его имя, взял меня под свою опеку. Это был, как говорят, педагог божьей милостью, он свободно владел пятью иностранными языками, знал блатной жаргон, после его лекций и практических занятий не надо было никаких учебников. Он и мой руководитель ненавязчиво приобщали меня к науке. На втором курсе я выступил на студенческой конференции и получил диплом III степени, третью премию, автоматические оценки и зачеты по двум предметам. Это меня порадовало и немного смутило из–за размеров первой премии, которая почти на порядок была выше моей стипендии. Следующий доклад, как и все остальные мои выступления, до окончания аспирантуры занимали только первые места. По компьютерным тестам, появившимся в те годы, я на 97% должен был стать ученым. Так совершенно случайно и неожиданно я вошел в геологическую науку. А первый знак судьбы мне был сделан еще в шестнадцать лет, когда я нашел неизвестную мне ископаемую ракушку, о существовании которой я даже не мог подозревать.