Судьба. На острие меча

Я благодарно кивнула герцогу. Он понимающе улыбнулся, и мы пошли дальше. Гости продолжали приветливо хлопать в ладоши. Похоже здесь про моё внезапное возвеличивание ещё не знали или же усердно не подавали виду. Тем лучше. Получается, королева решила хранить происхождение моей матери в тайне? Разумно. Нашему государству сейчас ни к чему волнения, вызванные появлением новой наследницы. Совсем ни к чему.

Несмотря на то, что я совсем недавно перекусила и весьма плотно, мне снова захотелось есть. Стол буквально ломился от всевозможнейших яств. Звякнули бокалы за здравие, и я спокойно принялась за исходящую соком, хорошо прожаренную и приправленную специями куриную грудку. Затем отведала немного почек под маринадом, попробовала чуточку печёной оленины, дотянулась вилкой и разделалась с копчёным перепелом, и только было уже полезла за второй порцией салата, когда герцог, придвинувшись к моему уху, тихо произнёс:

— Вы знаете, Ваш главный палач полковник тайной полиции Термарель Каннер, — сердце моё дрогнуло, — принадлежит к одной из самых влиятельных и богатых фамилий Камерлина. И как только он пришёл в себя, так сразу потребовал перо и бумагу. И вы даже не представляете для чего…

Я изумлённо изогнула брови. Откуда мне знать?

— …он написал завещание, да-да, именно завещание. И Вы очень удивитесь, когда я назову имя его наследника, а точнее наследницы.

— Кто же эта счастливица? — с наигранным безразличием спросила я.

— Вы.

— Что?! — изумлённо воскликнула я. И тут же, словно в безразличии, махнула рукой, — полковник совсем молод, можно сказать юн, так что долго же мне придётся ждать этого наследства.

После этих слов герцог посмотрел мне в лицо, и на его губах появилась горькая и одновременно саркастическая улыбка.

— А вот тут как раз легко ошибиться.

— Вы хотите сказать, что я заблуждаюсь?

— Да, милая Авель, думать подобным образом, значит, ошибаться. Не далее, как завтра по утру Вы станете богатейшей невестой Рустании.

— Я… Я не понимаю… — язык заплетался. Я всё поняла, но ещё не в силах была в это поверить. Не хотела верить в это.

— Его завтра казнят.

"Казнят". Какое холодное, безразличное слово. И какое страшное. Я едва сдержалась, чтобы не закричать.

— Конечно, сейчас мы находимся с Камерлином не в том состоянии, чтобы оспаривать или требовать чьи-то имущественные права, но когда всё уляжется…

Герцог продолжал болтать, а я его уже не слушала. Тело моё ослабло, а разум требовал куда-то бежать, что-то делать. Чувства твердили, что надо спасать Тёрма, а здравый смысл подсказывал, что это бесполезно, что королева никогда не отменит принятого решения. Тем не менее я медленно поднялась из-за стола.

— Герцог, как далеко от вашего замка находиться столица?

— Сутки неспешным шагом на лошадях… — и, словно опомнившись, он смерил меня взглядом, — а Вы с какой целью…

— Ваша светлость, прошу выделить мне двух лучших скакунов.

— Вы собираетесь скакать в город? В ночь… Зачем?

— Не спрашивайте меня, просто распорядитесь дать мне коней.

— Конечно, конечно… Эй, слуги, — герцог четырежды хлопнул в ладоши. Появившийся в дверях лакей обменялся с хозяином лишь взглядом и, не проронив ни слова, удалился. По-моему, без магии тут не обошлось, но я ее не почувствовала. Да и разглядеть чью-либо ауру мне не удалось.

Через полчаса я уже скакала по широкому, наезженному тракту в направлении столицы. Оставшихся часов дня и ночи должно было хватить, чтобы еще до рассвета добраться до королевского замка.

Я мчалась всю ночь, без устали погоняя лошадей, и всё же безнадёжно отставала. До города оставалось ещё несколько миль, а безжалостное солнце уже золотило верхушки скрывшегося за моей спиной леса. Отчаяние, боровшееся в моей душе с надеждой, бесспорно одерживало верх. Я чувствовала, как слезы подступают к глазам, как крик боли сжимает пересохшее горло. Но я сдерживала себя, должна была сдерживать. Когда кони встали, не в силах продолжать скачку, я побежала. Как ни странно, именно отчаяние придавало мне сил, я хотела если не успеть, то хотя бы умереть от изнеможения. А дневное светило поднималось всё выше и выше. Оно слепило глаза, и, казалось, что его яркий свет приносит звуки призывных труб, возвещающих о начале казни.

К воротам я подбежала с трудом переставляя одеревеневшие ноги и чувствуя, что готова с кашлем выплюнуть собственные лёгкие. Выскочившего навстречу стражника я схватила за грудки и, рывком притянув к себе, с усилием выдохнула:

— Казнь?

— Что казнь? — ошарашено уставился на меня стражник.

— Казнь уже состоялась?

— Казнь? — стражник недоуменно посмотрел на меня.

— Казнь, казнь иностранного военачальника состоялась?

— А-а-а, казнь, так бы и сказала, — стражник поскрёб пятернёй за ухом, — казнь ещё намедни, — говорил он медленно и тягуче, и у меня сто раз остановилось сердце, пока он проговаривал конец фразы, — перенесли. Я полагаю так: покудова все тайны не выпытают — не четвертуют.