Судьба наизнанку

– Бежать, значит, – Фёдор опёрся руками на завалинку, повернулся бледным лицом к Олегу, – нет в бегстве спасения, поверь мне, Олег. Отец мой не стал бежать от плохой жизни. Не у себя, нет, – он заметил сомнение в его глазах, – бедно жили крестьяне здесь при царе, очень бедно. С детишками на пашню, на покосы ходили. Возьмут с собой самых малых и ребят постарше, краюху хлеба, лук и картохи немного. Вот и вся еда. Целый день под солнцем, родители робят, старшие за младшими смотрят. Жара, оводы. Каково ребятёнку, представляешь? Идут вечером домой, чуть не плача, – помолчал, нехотя продолжил. – Отец мой станционным смотрителем был, жалованье неплохое получал. Но как увидит этих ребятишек, обгоревших, уставших, искусанных, всё у него внутри переворачивалось. Поэтому пошёл за большевиками в семнадцатом, не мог видеть страдания народные.

– Лучшего хотел, – добавил Фёдор после длительной паузы. Олег молчал, поражённый силой, с какой говорил эти слова железнодорожник.

– Вот, – продолжил Фёдор, – оказалось, что жизнь стала у вас лучше, а счастья у народа не прибавилось. Не нужно оно вам, понимаешь? Зачем тогда к вам ехать?

Олег обалдел. Такого от кандидата в покойники он не ожидал. Ладно, на себя ему наплевать, но жена, дети!

– Слушай, Фёдор. Я понимаю, – ты не хочешь в это верить. Дай сказать, – остановил он ответный порыв Фёдора, – можешь считать меня кем угодно, но я на твоём месте хотя бы детей вывез. Они то в чём виноваты? Ты про счастье народное говорил, а про своих детей подумал? Про их счастье?

– В сиротство предлагаешь их отправить при живых родителях?! – Фёдор встал, почти вплотную подошёл к якобы расслабленно откинувшемуся на стену дома Олегу, – какое счастье ребёнку без отца с матерью?!

– Сядь! – жёстко сказал Олег. Он мог в любой момент уронить Фёдора на землю, заранее подтянув правую ногу поближе к телу. Носок его туфли был аккурат напротив коленной чашечки левой ноги разгневанного отца. Один удар и Фёдор рухнул бы на траву как подкошенный, – сядь, мы ещё не закончили, – спокойнее повторил он, многозначительно покачивая носком подтянутой ступни. Фёдор немного утих, вернулся на завалинку, но на Олега старался не смотреть. С крыльца выглянула обеспокоенная Антонина

– Вы так громко разговариваете… – начала, было, она, но, натолкнувшись на взъяренный взгляд мужа, юркнула обратно в дом. Такой домострой Олег мысленно одобрил. Пододвинувшись поближе к стене и обхватив притянутое колено обеими руками, он начал говорить нарочито спокойным и размеренным голосом, сменив дальнюю перспективу на ближнюю.

– Фёдор, сам посуди, – спокойной жизни у вас теперь не будет. Помнишь, как Шубин за тобой бегал? Он, думаешь, просто так в Белгород вернётся? Он уже дырку на гимнастёрке под орден сверлит, за обнаружение и раскрытие диверсии на перегоне Долбино – Казачья Лопань. Доберётся до своей конторы, всех там на уши поставит, но ордер на твой арест выбьет.

Фёдор засмеялся. Олег не понял, что шутейного было в информации про грядущий арест. Посмеявшись, Фёдор объяснил нелепость данного предположения.

– Ты ведь акт не читал? – риторически спросил он Олега

– С чего это? Читал, даже расписался как свидетель.

– Да? – в свою очередь удивился Фёдор, – наверное, это потом было, после того, как я станционный журнал Сергиенко показал. Он время записи об остановке поезда оттуда взял, о чём в акте отмечено отдельно.

Олег припомнил, что нечто такое было написано, но в таких канцелярских оборотах, что он просто пробежал глазами эти строчки, особо не задумываясь над содержанием.

– Было, да. Ну и что это значит?

– А то, что дырку, как ты говоришь, сверлить на кителе надо мне! Руки коротки у энкаведешника меня арестовывать. Он ведь сам подписался, что если б не я, валялся бы скорый поезд под откосом, вместе с наркомовской комиссией. Сергиенко мне шепнул, – пояснил он, – они весь второй вагон занимали, улетели бы с рельс как пить дать.

– Не понял, – сказал Олег, – с чего ты утром так волновался, когда спрашивал, что я чекисту рассказывал.

– Это совсем другое, – Фёдор вскочил, прошёлся до колодца и обратно, – я хотел знать, что про нашу встречу уполномоченному известно. А ты ему ничего не рассказал. Всё он знает только с моих слов. Получается, ты сам на станцию пришёл и сам мне всё выложил – про аварию, про то, что из будущего приехал…

– Про то, что в будущем с советской властью случится, – иронично подхватил Олег, – это ты ему тоже рассказал? Какая у вас статья за это полагается? Пятьдесят восьмая?

– Пятьдесят восемь – десять. Нет, ничего, кроме как по делу, я энкавэдешнику не говорил.

– Он прямо-таки взял и поверил? – съязвил Олег, – а если поверил, то не сегодня, так завтра твои соседи в органы стукнут. Во, блин, – он вскочил, точно так же как Фёдор, заходил от завалинки до колодца и обратно, – ну дурак я, на хрена было в Октябрьский ездить, у тебя сейчас полный дом компромата! Что вам за это будет, когда найдут?