Судьба протягивает руку

… Короче говоря, у меня резко снизилась успеваемость. Мы учились с Нонной в разных сменах, и я стал пропускать собственные занятия: вместо школы бежал к ней домой. Близости у нас не случилось, но всё же прикосновения, ласки, поцелуи и объятия были. А ещё была подруга, которая, интригуя, из зависти завела со мной роман. В общем, вхождение в мир сложных отношений с противоположным полом проходило у меня драматично и бурно. И всё это, безусловно, оказалось гораздо важнее учёбы. Школу я окончил, можно сказать, по инерции.

Стали мы с товарищами планировать, куда ехать поступать. Товарищи: Виля Волков и Юра Пушкарёв – тоже из самодеятельности, красавец, немного похожий на Грегори Пека, девчонки от него просто падали. К тому времени я уже освоил новый жанр – исполнял со сцены песни Ива Монтана. Им тогда увлеклись многие, его песни ворвались в нашу жизнь благодаря Сергею Образцову, который сделал цикл радиопередач о знаменитом французском шансонье. Монтан заворожил страну, у нас его перепели многие исполнители, среди прочих, например, Глеб Романов, в его варианте песня на французском предварялась русским речитативом:

«Я песнь о парижских бульварах спою,

Где толпы гуляют простых парижан,Кому посвятил эту песню своюЛюбимец народа –  певец Ив Монтан…»

Вступал оркестр, и начиналась песня:

«Как я люблю в вечерний часкольцо Больших бульваровобойти хотя бы раз.Там дух французский не угас.

Камни старых зданийТам хранят следы восстаний…»

Я тоже имел успех. Признание моих сольных выступлений, конечно, вдохновляло, хотя, надо заметить, я был свободен от каких-либо проявлений звёздной болезни. Видимо, потому, что всегда относился к себе чрезвычайно критично. Я настолько загнал себя в угол своими дневниками, так настойчиво доказывал себе собственную несостоятельность, что мне хватило критического задора на всю будущую жизнь, и, откровенно говоря, мне до сих пор не удалось преодолеть этого комплекса. Если на какое-нибудь моё замечание последует ответ: «На себя посмотри», я сразу осекусь и крепко задумаюсь: а действительно, какое я имею право критиковать? И применяю в отношении себя пушкинскую формулу: «Из всех детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он…» В смысле – я.

Мне вообще кажется, что для меня кинорежиссура (именно кинорежиссура, а вовсе не актёрская профессия) оказалась единственной возможностью приобрести к себе уважение. Когда я смотрю свои фильмы, то совершенно искренне, без всякого кокетства, удивляюсь: неужели это я придумал, неужели это я сделал?

В 1957 году я окончил школу с серебряной медалью. Надо было начинать взрослую жизнь, решать с поступлением в институт, но выяснилось, что мои товарищи, с кем я планировал покорять Москву, отказались от этой авантюрной идеи, и тогда возник вариант с военным училищем. В то время военкоматы вели активную агитацию среди выпускников, так до меня дошли сведения о Минском высшем инженерном радиотехническом училище. С серебряной медалью поступить туда не представляло особой сложности, но больше меня прельщало путешествие по стране, да ещё и бесплатное, да ещё и с остановкой в Москве – манящем городе, который представлялся чем-то таинственным и недоступным. Современному читателю трудно представить ощущение провинциала середины 50-х годов, когда не существует телевидения, когда под рукой нет интернета, а образ столицы Советского Союза складывается из весьма разрозненных фрагментов: кадра из кино, фотографии в газете, иллюстрации в учебнике, картинки на конфетной коробке… Детские воспоминания о посещении Москвы к тому времени стёрлись, и любопытство возобладало – я отправился в Минск начинать карьеру военного.

Из Астрахани в общем вагоне организованно отправилась целая группа. Помню, как в свободное время до пересадки на поезд «Москва – Минск» вся наша компания абитуриентов бросилась на Красную площадь, потом на улицу Горького, как бродили по столице, напитываясь волшебством столичной жизни, как пришли без ног на заполненный народом Белорусский вокзал и рухнули спать, постелив на полу газеты.