«Судьба-шлюха», или Прогулка по жизни (сборник)

Как мама познакомилась с моим отцом? Много фотографий, они на вечеринке, закуривают. А потом – голый мальчик с открытым ртом, влюбленный взгляд молодой женщины с толстой косой вокруг головы – мы с мамой. Недавно я узнал, что, вернувшись из Ростова, мама и Тата поступили в театр Ленсовета на Большой Ордынке. Мама ставила там спектакль «Волк». Главную роль играл Щеглов – мой будущий отец, Валентин Александрович, как называла его по имени-отчеству мама. Там они познакомились, поженились. Отец был талантливым актером – Раневская его хвалила, его Лаврецкий в «Дворянском гнезде» запомнился многим. Мама думала, что детей у нее не будет. Но через год, в конце 39-го, родился я.

Мама больше всего боялась, что может родиться ребенок с каким-то внешним дефектом – роды были трудные – и настойчиво просила показать ей малыша. А когда, измученная, увидела меня – воскликнула облегченно: «Слава богу – четыре ноги, четыре руки!» – и заснула счастливая.

Фаина Георгиевна несла меня в январе 1940 года по Уланскому переулку из роддома домой. Потом она говорила:

Мне доверили его нести, я прижимаю его к груди, почему-то боюсь бросить вниз, особенно дома, на лестнице ступеньки высокие – я его прижимаю – страшно!

…Раневская не могла знать, что эти дни случайно совпали с абсолютной серединой ее жизни. Ей было в то время 44 года.

Потом был кинофильм «Подкидыш», сценарий Агнии Барто и Рины Зеленой, ее друзей; но фразу: «Муля, не нервируй меня», – обращенную к ее мужу по роли, придумала Раневская, как и многое в этом фильме. Эта картина принесла Фаине Георгиевне широкую популярность, хотя известность «Мули» раздражала ее. К «Муле, не нервируй меня» мы еще вернемся.

«Мечта»… Это были счастливые мои дни, – вспоминала Фаина Георгиевна. – За всю долгую жизнь я не испытывала такой радости ни в театре, ни в кино, как в пору нашей второй встречи с Михаилом Ильичом. Такого отношения к актеру – не побоюсь слова «нежного», – такого доброжелательного режиссера-педагога я не знала, не встречала. Его советы, подсказки были точны и необходимы.

Я навсегда сохранила благодарность Михаилу Ильичу за помощь, которую он оказал мне в работе над ролью пани Скороход в «Мечте», и за радость, когда я увидела этот прекрасный фильм на экране.

К сожалению – я бы могла сказать: даже и к несчастью, после «Мечты» наши пути с Михаилом Ильичом в кинематографе разошлись. Но я оставалась верной «Мечте», воспоминаниям о светлых и захватывающих днях нашей работы, я мечтала о ее продолжении. И мне казалось, что мы действительно встречались с Михаилом Ильичом, вновь становились единомышленниками и соратниками в искусстве всякий раз, когда я видела на экранах лучшие его кинокартины.

Лето, наша семья снимает дачу в Загорянке под Москвой; картина «Мечта» закончена 15 июня 1941 года. В главных ролях – Фаина Раневская, Елена Кузьмина, Ада Войцик, Михаил Астангов, Михаил Болдуман, Ростислав Плятт и мой отец Валентин Щеглов. Это был единственный его фильм.

Через неделю на студию пришел первый отпечатанный экземпляр; это был первый день войны – 22 июня.

Недавно нашли пригласительный билет на премьеру «Мечты» в Дом кино с какой-то запредельной, невозможной датой для просмотра «нового художественного фильма», как было сказано в приглашении, – 6 июля 1941 года. Было не до кино. Мама с Валентином Александровичем шли на просмотр «Мечты» пешком. Над Москвой гудели немецкие бомбардировщики. Мои родители шли мимо северных шлюзов и водохранилищ Москвы – их поразило, что не было никакой охраны: делай что хочешь.

Так он и ушел от меня – отец; или мы от него ушли с мамой. Один раз он нарисовал мне напоследок цветными карандашами очень хороший грузовик – и больше мы не виделись. Он умер в 1948 году.

На даче вырыли «щель» – от авиаосколков. Я помню только, что вид веревки вызывал во мне ощущение тревоги – вой сирены был такой же длинный, нескончаемый, как толстая длинная веревка, – наверное, уже в Москве.

Авторы сценария «Мечты» – Ромм и Габрилович.

Евгений Габрилович вспоминал:

«Я не присутствовал на съемках «Мечты». Увидел в первый раз ленту в вечер, когда над Москвой уже гудели немецкие самолеты. Но было это все же в Доме кино, и это был самый странный, дикий и жуткий просмотр в моей жизни.

Странно и то, что в это самое первое время войны картина Ромма имела огромный успех – это с моими фильмами приключалось нечасто.

Я понимаю, что главная причина успеха – Раневская.

Она играла не комедию (как первоначально предполагалось), не драму, а трагикомедию.

Уже в те давние годы я понял, что возникла трагикомическая актриса, которая была всему тогдашнему не с руки. Ибо из всего ненавистного начальство пуще всего ненавидело горькую комедию, а тем более комедию с несчастным концом. А ведь как раз для этого и была создана Раневская.

Конечно, в конце концов мы прилатали нашей «Мечте» подходящий начальству конец. Но это был конец, наскоро сметанный и грубо подшитый. Хотя и старались мы изо всех сил.