Судьба солдата

Москва. Летний ветерок слегка шевелил плотные шторы. Было жарко и душно. Где-то вдалеке гремели раскаты грома, напоминая далекую и давно забытую городом канонаду.

Генерал-лейтенант внутренней службы положил телефонную трубку и посмотрел на сидящего в большом кожаном кресле гостя. Он прошел к журнальному столику, на котором стояла бутылка коньяка и две рюмки. Генерал сел в кресло и, взяв в руки бутылку армянского напитка, наполнил им рюмки. Они подняли рюмки и, не чокаясь, выпили. Генерал крякнул и, взяв дольку лимон, и положил ее в рот. Сморщившись от кислоты лимона, он произнес:

– Не переживай, Антон Сергеевич. Там все решат на месте, что дальше делать с твоим Крыловым. Если ты понял, то я сейчас при тебе разговаривал с начальником тринадцатой колонии, в которой содержится твой крестник. Мы с ним когда-то вместе учились в одном училище. Он уехал в Нижний Тагил, там женился, сейчас он – начальник тринадцатой специальной зоны, а я вот здесь, в Москве обосновался.

– Спасибо, Костя. Я твой должник. Если я правильно уловил суть твоего разговора с начальником колонии, то там его должны так нагнуть, чтобы он больше никогда не выпрямился?

– Ты все правильно понял, Антон. Сейчас он пока хорохорится, мечтает выйти на волю и свести с тобой свои счеты. Если бы не Павлик, то знаешь, что могло бы быть? Спасибо ему, что он до сих пор держит свою руку на пульсе твоего Крылова. Ты у меня не первый, кто обращается ко мне с подобными просьбами. Хочу отметить, что он никогда мне не отказывал в этих просьбах. Там у него своя система подавления, отработанная годами и надежная, как швейцарские часы.

– Спасибо, Костя. Тогда я пойду, не буду больше отвлекать тебя от государственных дел. Ты пойми меня правильно, я его, конечно, не боюсь, но встречаться с ним я точно не желаю. Страшный он человек, жестокий. Боюсь, не отыгрался бы он на Кате.

Генерал усмехнулся.

– Не переживай, не таких борзых в стойло ставили. Погоди, давай еще по рюмочке.

Он быстро разлил коньяк, и они вновь выпили. Закусив лимоном, Грачев направился к двери.

– Антон Сергеевич! Передай большой привет ему, – произнес генерал и пальцем показал в потолок.

– Непременно передам. Всего хорошего.

Грачев вышел за дверь заместителя начальника Главного управления исправительно-трудовых учреждений МВД СССР и вздохнул полной грудью.

«Мы еще посмотрим, Крылов, кто кого пересилит в нашей борьбе. Власть не таких строптивых людей ломала», – подумал он и от предстоящего удовольствия потер ладони своих рук.

О том, что какая-то девчонка вышла на Андрея Белоусова и сейчас они предпринимают какие-то шаги к пересмотру этого дела, он хорошо знал. Эта причина и привела его в кабинет генерала. Сам он не боялся Белоусова, так как этот инвалид ничего не мог ему сделать, даже если ему удастся собрать вокруг себя бывших бойцов. В этом деле все решает не желание одного или группы людей, а возможности, которыми они обладали. У него было намного больше этих возможностей, чем у них всех вместе взятых. Однако какой-то внутренний страх все же погнал его к генералу. Сейчас, выходя из здания Главного управления исправительно-трудовых учреждений, он почувствовал себя непотопляемым и вполне успешным человеком. Грачев невольно вспомнил капитана Овечкина, с которым он сумел так быстро договориться в отношении Крылова. Лишь благодаря всем этим договоренностям, следствие не могло разыскать ни одного свидетеля по этому делу.

«Надо будет с ним еще переговорить, что он мне посоветует по этому делу. Будет совсем здорово, если ударить по Крылову с двух сторон: со стороны администрации колонии и со стороны оперативных служб. Как говорил покойный Каганович – если есть проблема, значит, есть и человек, – эта пришедшая ему внезапно мысль заставила его улыбнуться. – Было бы здорово, если бы Овечкин возбудил уголовные дела и в отношении друзей Крылова, в частности этого Белоусова. Когда над человеком висит топор правосудия, ему не до моральных ценностей. Вот тогда с ними можно будет легко договориться и Крылов, как бы ни пытался противостоять ему, ничего сделать не сможет. Своя рубашка ближе к телу».

Грачев вышел из машины и направился в свой подъезд. Здесь он жил не так давно и поэтому еще не привык к планировке подъезда. Он дважды повернул направо, прежде чем оказался перед лифтом.

– Извините, мужчина, – обратился к нему молодой человек. – Вы не подскажете, живет в вашем доме Лаврентьев?

– Я не знаю такого, я здесь живу не так давно, – ответил Грачев, чувствуя, как одеревенел от страха его голос.

– Извините, – ответил мужчина и направился к выходу из подъезда.

«Это все неспроста, – подумал Грачев. – Наверняка, хотели убедиться в том, что я живу в этом доме. Как хорошо, что у меня есть загородный дом и сейчас мы все живем в нем».

Он осторожно вышел из подъезда и посмотрел на мужчину, который сидел на лавочке и, развернув газету, что-то читал в ней или делал вид, что читает.

«Нужно срочно уезжать за город, – решил он. – Скорей бы пришла жена, и мы сразу же уехали бы из этого дома».