Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй

«Насколько он был смел, бросаясь в опасность, настолько же он был осмотрителен в самой опасности. Не было такого труда, при котором он уставал бы телом или падал духом. И зной, и мороз он переносил с равным терпением, ел и пил столько, сколько требовала природа, а не в удовольствие; распределял время для бодрствования и сна, не обращая внимания на день и ночь, — он уделял покою только те часы, которые оставались свободными от работы, притом не пользовался мягкой постелью и не требовал тишины, чтобы легче заснуть. Часто видели, как он, завернувшись в военный плащ, спал среди воинов, стоящих на карауле или в пикете. Одеждой он ничуть не отличался от ровесников, только по вооружению да по коню его можно было узнать. Как в коннице, так и в пехоте он далеко оставлял за собой прочих, первым устремлялся в бой, последним после сражения оставлял поле. Но в одинаковой мере с этими высокими достоинствами обладал он и ужасными пороками. Его жестокость доходила до бесчеловечности, его вероломство превосходило пресловутое пунийское вероломство. Он не знал ни правды, ни добродетели, не боялся богов, не соблюдал клятвы, не уважал святынь». Полибий:

«…Единственным виновником, душой всего, что претерпели и испытали обе стороны — римляне и карфагеняне, я почитаю Ганнибала. Столь велика и изумительна сила одного человека, одного ума.

…Разве можно не удивляться стратегическому искусству Ганнибала… если окинешь взором это время во всей его продолжительности, если со вниманием остановишься на всех больших и малых битвах, на осадах и падениях городов, на трудностях, выпадавших на его долю, если, наконец, примешь во внимание всю огромность его предприятия? В течение 16 лет войны с римлянами в Италии Ганнибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы. Подобно искусному кормчему, он непрерывно удерживал в повиновении эти огромные разнородные полчища, сумел охранять их от возмущений против вождя и от междоусобных раздоров. В войсках его были ливяне, иберы, лигуры, кельты, финикияне, италики, эллины — народы, не имевшие по своему происхождению ничего общего между собою ни в законах, ни в языке, ни в чем бы то ни было ином. Однако мудрость вождя приучила столь разнообразные и многочисленные народности следовать единому приказанию, покоряться единой воле при всем непостоянстве и изменчивости положений, когда судьба то весьма благоприятствовала ему, то противодействовала.

…Нелегко судить о характере Ганнибала, так как на него действовали и окружение друзей, и положение дел; достаточно того, что у карфагенян он прослыл за корыстолюбца, а у римлян — за жестокосердного».

Лично мне кажется, что первая часть характеристики Ганнибала несколько противоречит второй. Вряд ли человек, спящий на земле и посвятивший жизнь одной идее, который оставляет развлечениям только свободное от «работы» время, столь уж любит деньги. Жестоким он мог быть и был. Но деньги?.. Куда ему их тратить? Девятилетним мальчиком Ганнибал уехал из Карфагена и вернулся туда уже поседевшим, далеко шагнувшим во вторую половину жизни человеком. Он даже не помнил, как выглядит родина, защите которой посвятил жизнь. Испания была ему большей родиной — в этой стране прошли остаток его детства, подростковый период, юношество и возмужание. А лучшие зрелые годы — в непрерывных боях на равнинах Италии.

Я не буду подробно описывать политические подробности того, как и почему была объявлена война, названная историками Второй Пунической. Но вкратце суть такова. Ганнибал лавировал — ему хотелось разжечь войну с Римом. Он без причины и без приказа из Карфагена напал на союзников Рима — находящийся в Испании город Сагунт. Из города прислали в Рим делегацию с просьбой помочь. Пока римский сенат решал, нужно ли им защищать Сагунт (это ведь означало объявление войны Карфагену), город был Ганнибалом взят, разграблен, а все жители демонстративно вырезаны — за то, что чересчур упорно сопротивлялись. Это была настоящая «козельская оборона»: жители небольшого Сагунта восемь месяцев удерживали город. Сам Ганнибал при штурме Сагунта был тяжело ранен дротиком в бедро.

Но богатая добыча, которую сын Барки послал из Сагунта в Карфаген, примирила столицу с его самоуправством. Там, конечно, понимали, что вдело неизбежно вмешается Рим, но пунийцев подогревали реваншистские настроения.

А римские сенаторы, узнав о судьбе Сагунта, закрыли лица ладонями. Им было стыдно за свою нерешительность, вылившуюся, по сути, в предательство союзников. Однако немедленно войну Карфагену они не объявили: римляне никогда ничего не делали в порыве эмоций. Рим сначала решил уладить дело юридически — в Карфаген отправилось посольство, чтобы выяснить, сработал Ганнибал по указанию метрополии или это его самодеятельность. Если самодеятельность — пусть Карфаген выдаст римлянам преступника!..