Судьба вампира

– Ты боишься, что если я расскажу об этом кому-нибудь, то зрение вновь покинет тебя?

Он размышлял ровно секунду, прежде чем ответить.

– Да, – снова соврал он и затаил надежду на то, что было бы неплохо заставить ее думать именно так.

Вернуться к озеру было его первым желанием после разговора с сестрой. Он понимал, что передвигаясь без помощи трости, с собакой, идущей рядом без привычного поводка, он рискует привлечь к себе излишнее внимание. И все же он решился на столь отчаянный поступок, ведь вновь хвататься за деревянную рукоятку опостылевшей палки или сжимать в руке проклятый поводок он не согласился бы ни за что на свете.

После ночного дождя в воздухе царила утренняя прохлада. Люций вдыхал полной грудью запах свежескошенной травы и торопливо шел к Пиале.

Впервые в жизни он увидел радугу. Ее небесный полукруг играл на солнце яркими цветами. Услада глаз, он видел все!

Он простоял на одном месте не одну минуту, чтобы запечатлеть в своей памяти сие явление, которое казалось ему настоящим волшебством. Быть может, даже более необычным, чем его прозрение.

На его счастье на берегу не было ни души. Не спеша, он присел на корточки. Перед тем, как взглянуть на свое отражение, он закрыл глаза.

В следующий миг он наклонился над водой, ожидая вблизи рассмотреть каждую черточку некрасивого лица бывшего калеки. Но, открыв глаза, не увидел ничего.

Мелкой рябью расходились круги по воде, покачивалось илистое дно. Резвые мальки метались стайками на самой глубине. Застывшая в небе радуга отражалась в воде разноцветьем живых полос. Но это было все, что показывало ему озеро. Себя он в нем не видел.

В середине дня в Менкаре снова пошел дождь.

С его приходом Люций почувствовал прилив новых сил и, как ни странно, голод.

К тому моменту, когда голод стал невыносим, он уже покинул берег и направлялся к дому. Солнце продолжало светить ярко-ярко, проливая жгучий свет на пустынную дорогу.

И вдруг на опушке леса он увидел женщину. Она стояла одинокая, неподвижная, словно спрятанная от остального мира могучей стеной холодного дождя.

И он пошел к ней.

– Люций?

Господи, это была Аника!

Поэт замер в шаге от своей возлюбленной и протянул к ней руки.

– Ты можешь видеть?

– Да, – он облизнул пересохшие губы и почувствовал вкус крови.

– Но как, Люций? Что с тобой случилось?

Вместо ответа он взял ее за руку. Она подалась к нему. И спустя миг стена дождя взорвалась. И теперь они стояли вдвоем под проливным дождем и смотрели друг на друга.

А потом поэт потерял рассудок.

Он потянулся за поцелуем, а припал зубами к шее. Девушка дернулась и попыталась вырваться из смертельных объятий. Но безуспешны и наивны были ее попытки.

– Ты будешь моей вечно… – прошептал влюбленный, ловя эхо собственных слов на кончиках выдвинутых наружу клыков.

Она чуть слышно застонала, тело ее содрогнулось, а потом она вздохнула в последний раз и отдалась на волю нежного вампира.

Люций пил ее кровь, закатив глаза (пить кровь той, которую так любишь – это ли не счастье?), и пока не насытился, не мог унять дрожь во всем теле и успокоить расшатанные нервы.

Когда же ливень пошел на убыль, он оторвался от раны и посмотрел на небо.

По-прежнему светило солнце, ослепляя его яркими лучами.

Люций понял, что сидит на опушке леса рядом с незнакомой девушкой и вгрызается зубами в ее запястье. Кровь свежими струйками стекает по кисти и капает на мокрую землю. Там в луже смешивается с водой и бежит по зеленой траве багровым ручейком.

Он вздрогнул и отшатнулся от незнакомки. Та издала слабый стон. Голова ее качнулась и повернулась набок. Волосы откинулись назад. И взору Люция предстал кроваво-красный след от укуса. Прямо над ключицей.

Ужас охватил поэта. И первой мыслью была мысль о бегстве.

– О, нет… – вырвалось у него, когда он увидел (и, наконец, осознал) то, что совершил.

– Аника? – обратился он к бездыханному телу, прекрасно понимая, что ответа не дождется.

В следующий миг взгляд его упал на опрокинутую корзину под ногами бедняжки. Рядом с ней лежали свежесорванные лесные ягоды.

Он бежал по лесной тропинке, на ходу вытирая руку от крови рукавом потрепанной камисы. Наконец, он получил то, что хотел. Без чего не представлял своей дальнейшей жизни. Он испытал настоящее блаженство. Да, да, именно кровь являлась тем блаженством, за которое он ошибочно принял свое прозрение. И вкус этого блаженства производил наркотический эффект.

Вечером того же дня Люций вернулся домой в подавленном настроении, ухудшить которое умудрилась Камелия, задавая свои глупые вопросы.

Несмотря на поздний час, она ждала его на кухне. Как и в былые времена, она сидела за столом с расставленными тарелками и читала какую-то книгу.

– Меня не надо больше ждать, – кинул он с порога. – Теперь я не слепой и сам могу дойти до дома.

– Я просто… просто волновалась. Тебя так долго не было… Где ты был, Люций? – Камелия заметила на его лице капельку крови, притаившуюся на щеке у верхней губы.

– Я обязан перед тобой отчитываться?

– Раньше ты всегда говорил, куда уходишь, – она встала и подошла к брату.