Судьба венценосных братьев. Дневники Великого Князя Константина Константиновича

Жил Константин Константинович в унаследованных отцом бывших царских дворцах, летом — в Павловске или Стрельне, зимой — в петербургском Мраморном дворце. День начинался с молитвы в своей комнате. В праздничные, поминальные и именинные дни ездили в храмы, где собирался царский Двор. Кроме того, родители часто возили с собой ребенка на военные смотры, торжественные обеды и прочие процедуры, без которых ни дня не мог обойтись высший свет. Развлечения у мальчика были те же, что и в других августейших семьях: катание с родителями в карете, коньки, санки, шахматы, карты, купанье, театр.

Так и продолжал видеть русский народ Константин Константинович лишь издалека, если бы отец не решил готовить его к морской службе и с двенадцати лет летом посылал на месяц-другой в учебное плавание на Фрегате «Громовой». На корабле не отгородишься, волей-неволей, а приходится общаться с людьми, в которых нет ни капли великокняжеской крови. Но Константин Константинович только радовался этой простой и необыкновенной жизни.

«Я встал в половине восьмого и, одевшись, пил чай. Конечно, не один, а с адмиралом и Шурой (это мой товарищ, одних лет со мной). Потом я с Шурой полез на марс. Мы отлично выпачкались смолой. Тут теперь у меня совсем другая жизнь» (4 июня 1870 г.).

Двенадцатилетний великий князь учится грести, пользоваться сигнальными флажками, ему даже иногда разрешают как взрослому постоять на вахте или поучаствовать в такелажных работах. Когда же встают на якорь, он бегает на берег за земляникой, а в городах осматривает музеи и другие достопримечательности.

Европейскую жизнь Константин Константинович в детские годы, наверное, понимал лучше, чем российскую. Ведь на родине он вращался исключительно в кругу семьи и августейших родственников, а за границей, хоть к нему и был приставлен воспитателем Иван Александрович Зеленый, кругозор становится заметно шире. То он беседует с встретившимся по дороге иностранцем-простолюдином, то хозяин суконной фабрики приглашает его к себе и показывает, как из шерсти получают сукно, то прислушивается к разговорам в портовых магазинчиках.

В шестнадцать лет Константина Константиновича, как и выпускников морских кадетских корпусов, произвели в гардемарины[2].

Отправившись в очередное плавание, он уже пробует командовать матросами и по-взрослому курит папироски. Но служба его легка, он на корабле — привилегированная особа. Когда в Копенгагене команда загружает уголь и продовольственные припасы, его приглашают к датскому королю и они беседуют с глазу на глаз. В Лондоне он не слоняется вместе с офицерами по улицам, а танцует на балу с одной из дочерей королевы. В Риме, Неаполе, Венеции, Афинах, где каждая остановка длится чуть ли не по неделе, изучает архитектуру, живопись, посещает театры. Великое искусство, о котором большинство его русских сверстников знало лишь по рассказам учителей и картинкам в книгах, он с детства видел воочию, и оно глубоко запало в его душу.

Несмотря на свои шестнадцать лет и высокий рост, в Петербурге Константина Константиновича продолжают считать ребенком.

«Со мной никто не говорит серьезно… По внешности я, в самом деле, еще дитя. Страшно задевают мое самолюбие, когда говорят: “Вы еще не можете этого понять"»

(6 мая 1874 г.).

На фрегате он уже взрослый. Правда, особый — великий князь, который, хоть не дослужился еще до офицерского звания, обедает с командиром фрегата. У него столько привилегий, что, по мнению команды, это не морская служба, а увеселительная прогулка. Редкие встречи за обеденным столом с другими гардемаринами были лишь иллюзией товарищества — великий князь конфузился, а его сверстники тяготились присутствием столь важной персоны. И все же это было лучше, чем сидеть запертым в четырех стенах дворца.

Морским прогулкам, железнодорожным поездкам в Париж и Берлин, путешествиям в Крым отводились летние месяцы, иногда прихватывали часть весны и осени. В остальное время надо было не только развлекаться, но и учиться.

Дети вельмож в России получали, как правило, лишь домашнее образование. Учителей выбирали с громкими именами, почему-то считалось, что знаменитости, например поэт В. А. Жуковский, могут дать августейшим отпрыскам больше, чем профессиональные педагоги. И вместо правильного начального и гимназического образования у молодых великих князей в голове получалась такая каша, такой сумбур, что в пору было их переучивать.