Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала XXI века: 1917–2017. Том 1. 1917–1934

Антиклерикальные мотивы в творчестве Шишкова всегда связаны с несоответствием конкретного человека с его греховными слабостями священническому сану. Условно можно выделить два типа таких мотивов: серьезные и комические. Первый тип – это изображение греховности священника (например, обжорство, пьянство и блуд попа в повести «Тайга»¹³, 1916) и ее страшных последствий. Такими последствиями является обман людей именем церкви (например, в первой книге исторического повествования «Емельян Пугачев» (1935–1939) в главе VI «Чудо, пир во время чумы» изображаются попы-мздо-имцы, наживающиеся на религиозных чувствах народа¹⁴), потеря веры паствой и материальные проявления зла. Так по прихоти попа становится калекой главный герой одноименного рассказа Ванька Хлюст, но гораздо страшнее увечий и нищеты для него становится сомнение в Боге и людях. «Ванька Хлюст» (1914) – одно из сильнейших произведений раннего Шишкова, показывающее глубины духовной жизни человека; по выражению А. Д. Ахматова, «этот драматический рассказ… отсылает… к лучшим лесковским повестям и рассказам о русских людях. О вере, человеческом падении, о терпении и совести»

¹⁵. Антипоповские мотивы комического типа в творчестве Шишкова связаны с народной традицией сатирических сказок, в которых они повсеместно распространены. Как писала Е. В. Громова, «в произведениях Шишкова образы священников близки фольклорным»¹⁶, примеры этого видны в «Шутейных рассказах» 20-х гг., или в образе отца Ипата в романе «Угрюм-река». И смех над священниками, и их осуждение писателем неизменно связаны с изображением их человеческих слабостей, которые, зачастую, показываются с сочувствием (так в романе «Угрюм-река»

Шишков показывает переживания блестяще образованного отца Александра, неспособного объяснить основы христианского вероучения диким полуязычникам тунгусам¹⁷

). Как справедливо отметила Е. В. Громова, «писатель вовсе не занимался антирелигиозной пропагандой, как считали многие советские исследователи. Обладая православным религиозно-философским мировосприятием, всегда верный высоким христианским идеалам, он изображал сатирически именно служителей церкви, а не Русскую православную церковь в целом и тем более идеи православия»¹⁸. Однако автор утверждает своими произведениями, что ни священнический сан, ни соблюдение обрядов или внешнее благочестие не определяют нравственную природу человека, не гарантируют от грехов – как мелких, так и самых страшных (яркий пример этого – образ богомольной «мучительницы и душегубицы» Салтычихи¹⁹ в историческом повествовании «Емельян Пугачев»).

Кроме изображения противоречия между внешним благочестием и сущностной нравственностью как священников, так и их паствы, поводом для приписывания Шишкову антирелигиозных позиций служила широко представленная в его творчестве тема бесчеловечного отношения русских христиан к представителям малых народов России. Наиболее ярко она раскрыта в знаменитой повести «Страшный кам» (1919), по сюжету которой алтайский шаман Чалбак замучен русскими как язычник – служитель дьявола. В зеркале социалистической критики проблематика повести связана с осуждением религии. В контексте сугубо критического отношения к истории СССР сюжет провоцирует читателя на размышления о том, «во что выльется нетерпимость диктатуры к инакомыслию, к религии»²⁰. Однако прочтение этого и других произведений Шишкова в русле той или иной идеологии обречено на неточность, поскольку ориентировано на выявление «правильного» или «неправильного» взгляда писателя на ту или иную проблему. Художественное мировидение Шишкова, как и любого крупного мастера слова, несводимо к определенной идеологии.

Главный герой повести «Страшный кам» посредством многочисленных евангельских аллюзий (прежде всего, на Гефсиманский сад, крестный путь и распятие) символически связывается с Иисусом Христом. В тексте есть и прямое указание на отождествление шамана и Спасителя: перед арестом и пытками шамана старушонка Федосья упросила Богородицу «Хошь во снях, увидеть страдания Иисусика <…> И сказал ей однажды голос <…>: "Услышана молитва твоя. Наяву узришь"²¹». При этом на протяжении всего произведения Чалбак, будучи крещеным, физически и нравственно страдает от своего двоеверия: «две веры у меня, два бога. Бог русский да свой – Ульгень»²²

, за душу кама борются святитель Никола и калмыцкий дьявол – черный Эрлик: «"Бей в бубен, бей, Чалбак!" „Он не Чабак, он Павел“»²³. Во время камлания в тело кама входит Сатана, однако целью этого обряда является бескорыстная помощь людям²⁴. Подвластные Чалбаку демоны долго и страшно мстят убившим его мужикам – братьям Брюхановым, их семьям и всей деревне, о чем шаман, умирая, предупредил своих убийц. Вместо раскаяния в совершенном злодеянии, Брюхановы испытывают только страх; когда же последний выживший из них просит у мертвого кама прощения, то проклятие теряет силу. Все это говорит о сложности и неоднозначности трактовки темы и отношения самого писателя к вере.