Судебные речи

Мигущенко этого не сделал, он прикрылся формальной отговоркой, он пытался нас запугать призраком бунта. «Я, — говорил он, — помполит, я обязан поддерживать дисциплину на судне и не поднимать бунта против капитана». Но ни о каком бунте речи не было и быть не могло. Речь шла не о бунте, а о том, чтобы сковырнуть гнилой прыщ, вскочивший на теле советского флота. Что должен был сделать помполит в той обстановке? Он должен был потребовать у капитана исполнить свой долг, действовать по всем правилам морской нравственности, морской службы, морского советского долга; он должен был заставить капитана подчиниться, этому требованию или устранить капитана. Не может быть никакого сомнения, что Кривоносов немедленно бы уступил. Если бы Мигущенко, опираясь на единодушный протест лучшей части команды против действий капитана, занял в этом вопросе более решительную позицию, подлинно большевистскую позицию, Кривоносов был бы смят этим натиском честных и решительных людей. Мигущенко же действовал совсем обратно своему долгу. Он, как выразился Михель, либеральничал с Кривоносовым, потакал ему, действовал с ним заодно, вместе с ним предал «Советский Азербайджан», предал своих товарищей.

Чеботарев — старший механик, кандидат партии, один из «углов» этого «треугольника». Этот человек пытался изобразить дело так, что во время катастрофы он был в машинном отделении, что он ничего не видел, ничего не знал, и поэтому ни за что отвечать не может. По расписанию, на случай тревоги он, дескать, обязан был находиться в машинном отделении и смотреть за котлами, а что люди погибали, — это его не касается.

Во-первых, позвольте напомнить, что, по показанию свидетеля Елкина, Чеботарева во время взрыва застали в каюте в довольно растерянном виде. Елкин прибежал его будить и застал его сидящим на койке, крепко вцепившимся в эту койку, в трусах и носках. Герой нашего времени! Он, очевидно, уже не спал, но, очевидно, и не выходил из каюты, так как у него, очевидно, как говорил Кривоносов на своем жаргоне, «было нервное состояние». Наконец, Чеботарев все же вышел из каюты. Что он делал в это время, — трудно установить. Но, по словам Михеля, Чеботарев «стал метаться по палубе в одних трусах и охать: ох, ох, ох». Весь, что называется в мыле. Чеботарев говорит: «Это ложь, я был в машине», — но против этого возражает Михель. Против этого возражает Будилин, утверждая, что Чеботарев не все время был внизу, что он выходил из машинного отделения Чеботарев — старый моряк, старший механик, он мог и должен был принять активное и энергичное участие в организации спасения «Советского Азербайджана», если бы он был на высоте своего положения. Он мог бы организовать это спасение, он мог бы воздействовать на Кривоносова, если бы он этого хотел, но он этого не хотел. Он, так же как и Кривоносов, хотел как можно скорее удрать отсюда, опасаясь «как бы чего не вышло»… Доказательством этого может служить тот факт, что когда, вернувшись через 2 ¹

/ ₂

часа к месту катастрофы, прекратив поиски погибших людей около «Советского Азербайджана», они стали обсуждать вопрос, могут ли они взять «Советский Азербайджан» на буксир, Чеботарев заведомо ложно сказал, что у него не хватает топлива, что топлива имеется только на два дня, тогда как топлива было больше, чем на два дня, и, как показал здесь Мигущенко, топлива было значительно больше, чем на два дня.

Я обвиняю Чеботарева, как и Кривоносова и Мигущенко, в полном преступном бездействии в деле спасения парохода «Советский Азербайджан». Они должны были принять все меры к тому, чтобы по возможности скорее потушить пожар. Экспертиза доказала, что во всяком случае они имели возможность уменьшить огонь, могли локализовать этот огонь, могли взять это судно на 300-метровый буксир и оттянуть его навстречу тем пароходам, которые могли бы быть брошены им на помощь. Но они ничего в этом направлении не сделали, они убежали. Затем они с преступной медлительностью возвратились на место катастрофы, они не организовали тушения «Советского Азербайджана», хотя обязаны были это сделать независимо от того, какой был бы результат. Они не организовали буксировки «Советского Азербайджана», хотя обязаны были и это сделать. Они постыдно продолжали свое бегство, а придя на Астраханский рейд, составили лживый акт, скрыв, что дважды позорно бежали от «Советского Азербайджана». Вот как действовали эти герои предательства, этот, с позволения сказать, «треугольник». Я не буду утверждать, что вина Мигущенко и Чеботарева равносильна и равноценна вине Кривоносова. Я не требую от вас по отношению к Мигущенко и Чеботареву высшей меры наказания, но надеюсь, что вы не приговорите их меньше чем к 8–10 годам лишения свободы каждого. ( Аплодисменты).

В данном вопросе для нас первостепенную роль играет, система действий этих людей, их целеустремленность, их психика и их политическая направленность.