Судья Королевского дома

– У вас прекрасная лошадь, сэр, – это сказал барон, заходя в конюшни. – Я слыхал про коней такой масти, но ни разу не видел.

– Масть называется мышастая. Потому и коня зовут Мышка.

– Сколько стоит такой скакун?

Фредерик удивился:

– Я его не продаю.

– Может быть, обмен? Я бы дал вам за него двух своих лучших коней.

– Оставим это, господин барон. Я не торговец и не меняла.

Он чуть поклонился и поспешил выйти из конюшен: такой разговор был ему неприятен. А барон вновь нахмурился: ему, в свою очередь, не понравился тон южанина и его манера так запросто обрывать беседу.

Лежа в отведенной ему комнате на постели (надо сказать, он порядком устал, к тому же грудь и раненая рука разболелись), Фредерик, закрыв глаза, лениво прокручивал в мозгу все то, что произошло за последние дни. И почти жалел, что помог Роксане.

Деликатное покашливание отвлекло молодого человека от размышлений. Открыв глаза, увидал знахарку Орни. «Белесая, худенькая девочка, – отметил он про себя, – к тому же какая-то запуганная». Ее соломенного цвета волосы были коротко острижены в кружок, и от этого она напоминала подростка. А светлая кожаная одежда: короткая курточка, штаны с бахромой в боковых швах, широкий узорчатый пояс, на котором болталось несметное количество кулечков и мешочков, – еще больше делали ее похожей на мальчишку.

– Я стучала – вы не ответили. Я решила войти.

– Зачем? – тускло спросил Фредерик.

– Я... я знаю, кто вы, сэр.

Он сел и внимательно посмотрел на девушку. «Только сейчас заметил, какие у нее большие пронзительные светло-карие глаза. Спросил, чуть растягивая слова:

– И кто же?

– Судья Королевского дома, лорд Фредерик... Вы меня не помните? Конечно, мне ведь было тогда около пяти лет.

Фредерик нахмурился, вороша свою память.

– Двенадцать лет назад Судье Конраду из деревин Корень привели на суд знахарку, мою маму...

– Ах да, – кивнул молодой человек. – Я вспомнил. Твою мать Конрад хотел казнить. Кажется, ее обвиняли в отравлении?

Орни кивнула:

– Мою мать позвали лечить одну тяжелобольную, но было уже слишком поздно. Настои не помогли – женщина умерла, а ее муж решил, что умерла она от снадобий. Он и его родня повели маму к Судье, обвиняя ее в колдовстве и убийстве... Вы были там, на суде, сэр, и вы выступили в защиту моей матери.

Фредерик вспоминал все ярче: он приехал навестить Северного Судью. Тот пригласил его поучаствовать в суде над знахаркой из горной деревни. «Тебе необходим опыт в разбирательствах такого рода», – так сказал Конрад.

Родня умершей больной тогда громко вопила, требуя казнить худую темноволосую женщину с обветренным скуластым лицом. За ее юбку цеплялось тонкими руками глазастое напутанное дитя.

Конрад уже собирался вынести приговор, удовлетворявший требования мужа и родни умершей, но Фредерик остановил его тихими речами:

– Не судите так поспешно. В самом деле, по словам мужа, умершая серьезно хворала, и сама знахарка говорит, что ее позвали слишком поздно, и снадобья могли лишь облегчить страдания, но не излечить. Да и была ли выгода знахарке травить эту женщину? Она ведь и так врачует людей, постоянно опасаясь неудачи в этом деле. Ремесло лекаря всегда сопряжено с таким риском, ведь врачует-то простой человек, и он не всемогущ. Согласитесь, однозначно обвинить ее невозможно.

– Это так, – отвечал Конрад, – но если сейчас ее отпустить, она может совершать такие ошибки дальше и уже не бояться их, а стало быть, где-то недобросовестно относиться к своему ремеслу.

Фредерик пожал плечами:

– Но разве смерть научит ее чему-нибудь? К тому же у нее совсем маленькая дочь, которой, я думаю, она передаст свои знания.

Конрад чуть нахмурил брови:

– Но не наказать ее нельзя... Ты молод: тебе просто жаль ее, а Судья должен быть беспристрастен.

Юный Судья (ему было тогда всего шестнадцать лет) вновь пожал плечами.

Знахарку решено было не лишать жизни, а заточить в подвал. Она просила, чтобы ей позволили взять с собой в камеру дочь. «Она без меня ведь умрет с голоду», – говорила женщина. Но Конрад велел отвезти девочку в соседнюю деревню и определить какому-нибудь богатому крестьянину в нахлебницы.

Через несколько дней, прогуливаясь вдоль крепостной стены Железного замка, Фредерик увидел возле одного из узких темничных окошек, что располагались у самой земли, скрюченного грязного ребенка в лохмотьях. Это была Орни. Она сбежала из дома, в который определил ее Конрад, сама дошла через леса и поле до крепости Северного Судьи и теперь сидела у окошка камеры, где заключили ее маму.

Фредерик решил, что возьмет инициативу в свои руки. Ночью он, под свою ответственность, вывел знахарку из темницы и из замка и вместе с дочкой повез ее к реке, что текла под скалы в Снежное графство. Там устроил их в речной караван торговых лодок, которые готовились отплыть с товарами на север.

– Все, что вам осталось – бежать из Королевства, – так сказал он женщине. – Здесь вы уже будете вне закона. С вашим ремеслом, думаю, не пропадете.