Судороги

Негодяй лежал на лопатках, когда Стэлла, подойдя к нему вплотную, наступила левой ногой ему на глотку. Он попытался сдвинуть ее стопу со своего кадыка, но она сильнее надавила ему на горло ногой, тем самым полностью подчинив его своей власти.

– Лежать! Иначе придавлю! – буквально прошипела Стэлла, стоя над подонком.

Мерзавец повиновался. Впрочем, ему более ничего и не оставалось делать. Он глядел на Стэллу. И в этом его взгляде было столько злобы, жестокости и ничтожности, что Стэллу аж с души воротило.

– Стэлла! Не убивай его! – это пришел в себя от шока невдалеке находившийся Ян. Он попытался даже подойти к Стэлле, но та резким движение руки, одним только жестом, приказала ему оставаться на месте.

Он попытался даже подойти к Стэлле, но та резким движение руки, одним только жестом, приказала ему оставаться на месте.

Ян повиновался. А Стэлла продолжала творить свой праведный суд над подонком.

– Смотреть на тебя, так тошнит. Ты такой же, как и твой брат, которому я сломала кисти рук. Его руки несли одно зло. Теперь у него есть время подумать. А вот у тебя его может и не остаться теперь.

С этими словами Стэлла еще сильнее надавила на горло врага. Тот от боли начал извиваться и хрипеть. А Стэлла продолжала:

– Твои дружки уже получили свое, а ты еще нет. Но я позабочусь об этом. Ты извиваешься как червь под моей ногой. Впрочем, ты и есть червь.

Трудно было передать состояние негодяя, попавшего в положение, когда победившая его девушка, прижав ногой к земле, к тому же наступив на горло, теперь возвышается над ним. Мало того, еще и творит над ним суд. Но злило его еще больше то, что на бедре ее, как раз над его головой, грозно и ярко блестел на солнце клинок, вложенный в ножны. Оружие мужское славы и доблести служило девушке. И не просто служило, а карало его теперь одним лишь своим видом.

А Стэлла, как будто слыша его мысли, добавила:

– Не далее, как вчера на дне морском в глубине вод я боролась с гигантским осьминогом! Не скрою, это страшно! Но еще страшнее сейчас тебе. Ты уже повержен мною. Ты никогда не простишь себе, что я, девушка, победила тебя! Одно смягчает твою участь: это то, что ты совсем не мужчина, а просто так, особь с «хромой хромосомой». Тот осьминог намного благороднее тебя, потому что сначала воевал за добычу, а потом за свою жизнь! И я отпустила его на свободу. Он заслуживал это. А ты? Мерзость! Что ты заслуживаешь, извиваясь под моей ногой?

Поверженный ничего не мог ответить на этот вопрос. Он просто хрипел. Если бы это было в древние времена, то она не стала бы его щадить. Она стояла над ним, и Солнце озаряло ее. И вдруг он начал замечать в своей победительнице, что-то до боли знакомое.

– Дай, я скажу, – прохрипел он.

Стэлла слегка отпустила его горло, и поверженный заговорил:

– Я не знаю кто ты. Откуда пришла. Но в тебе я вижу ту женщину, которая победила нас тогда! Еще давно.

– Какую женщину? – насторожилась Стэлла.

– Ту, которая справилась с нами. А нас было тогда пятеро. После такого поражения и стыда двое ушли от нас. Я снова приехал сюда, и все рассказал брату. Он высмеял меня тогда. Сказал, что я никчемен.

– Это он правду сказал, – ответила Стэлла. – Хотя он та еще дрянь!

– Не перебивай, прошу! – произнес поверженный. – Хоть я и «хромой хромосомой», как ты обозвала меня, но имей хоть грамм снисхождения! Уважь хоть малость, хоть немного.

– Хорошо! Говори, – ответила Стэлла.

– Я помню ее. Она была красивая. Я хотел было с ней позабавиться, но получил серьезный отпор. Такого мы никогда не встречали. Чтобы женщина могла вот так. Она красивая. И ты мне ее напоминаешь.

– Опиши мне ее, – проговорила Стэлла. – Как она выглядела. Ведь я уверена, что она буквально запечатлелась в твоей памяти.

Когда поверженный описал образ той женщины, то Стэлла сразу узнала в ней свою мать. Лия жила в памяти подонка!

– Ах, негодяй! Добрые люди должны сохранять добрую память о добром человеке! Но чтобы вот так! Да никогда!

И Стэлла с силой нажала ногой на глотку врага. Тот захрипел и перестал дышать.

– Стэлла! Опомнись! – это закричал Ян, увидев, что Стэлла в состоянии аффекта творит уже не суд, а совершает казнь.

Вопль Яна вернул Стэлле разум. Еще бы немного, и она бы раздавила мерзавцу горло, но, вовремя опомнившись, убрала ногу от его кадыка. Мерзавец съежился, превратившись в какой-то совсем неприглядный комок.

– Комок грязи, – кинула ему на прощание Стэлка и зашагала к Яну.

Тот пребывал в дополнительном шоке от всего увиденного и услышанного. На его глазах Стэлла повергла врагов!

– Ты как себя чувствуешь? – спросила его Стэлла, подойдя к нему и встав на одно колено.

– А? Я.. это, да ничего, вроде, – пробормотал Ян. – Я думал ты его убьешь…

– Его убить все равно что бешеную собаку, – ответила Стэлла. – Пойдем домой. Я познакомлю тебя с очень добрыми людьми.

– А кто они? – спросил Ян.

– Мои бабушка и дедушка, – ответила Стэлла.

– Слушай, а тот, ну, которого ты столкнула в воду… – забеспокоился Ян.