Суфии: Восхождение к истине

В «Фихи ма фихи» Руми описывает именно такую ситуацию. «Пьяный человек увидел короля, проезжавшего мимо на очень дорогой лошади, и не очень благоприятно отозвался о ней. Король был рассержен и велел привести его к себе. Человек дал такое объяснение: "В это время пьяный стоял на крыше. Это не я, так как его увели". Король был доволен ответом и наградил его». И пьяница, и трезвый человек — это один и тот же суфий. Находясь в контакте с истинной реальностью, он поступал определенным образом, в результате чего получил награду. Он также выполнил определенную задачу, объяснив королю, что люди не всегда могут отвечать за свои поступки. Кроме того, он дал королю возможность совершить доброе дело.

Процесс эволюции человека невозможно остановить, подобно тому как невозможно спелый виноград превратить в неспелый. С одной стороны, этот процесс можно направлять, с другой — ему могут помешать люди, не знающие, что такое подлинная интуиция. Так суфийское учение может подвергнуться искажениям, а адептам могут помешать, если они будут слишком доступны непосвященным. Что же касается отношения суфиев к другим людям, Руми, как и другие суфийские учителя, готов пригласить чуть ли не всех:

«Пока внутри еще горит лампа, украшенная драгоценными камнями, поспеши поправить фитиль и долить ее маслом».

Однако Руми относится к учителям, отказывающимся обсуждать учение с каждым встречным: «Отведите лошадей туда, где нет травы, и они будут просить ее».

Суфии выступают против интеллектуалов и представителей схоластической философии отчасти потому, что считают их ограниченные методы подготовки ума вредными не только для тех, кто им следует, но и для всех остальных. Точно так же суфийское учение резко критикует тех, кто считает все события результатом действия интуиции или аскетической подготовки. Руми настаивает на гармоническом равновесии всех способностей человека.

Единство интеллекта и интуиции, приводящее к познанию и развитию, к которым стремятся суфии, основывается на любви. Такая любовь является непременной темой произведений Руми, и выразить ее лучше, чем это сделал он своим творчеством, может только живая атмосфера настоящей суфийской школы. Интеллектуализм имеет дело с осязаемыми вещами, а суфизм — и с внутренними, и с теми, которые поддаются восприятию. В то время как наука и схоластицизм постоянно сужают свои рамки в стремлении заниматься все более узкими областями изучения, суфизм продолжает расширять их, охватывая собой все более обширные границы великой, лежащей в основе всего Истины, где бы он ни находил ее.

Эта способность к ассимиляции и использованию символики рассказов и мышления, имеющих отношение к тайным аспектам суфизма, породила возбуждение и новые несерьезные выпады (даже на Востоке) посторонних комментаторов. Они заявляют, что рассказы заимствованы в Индии, идеи — в Греции, а упражнения — у шаманов. Они с наслаждением манипулируют этими элементами в своих кабинетах для того, чтобы подготовиться к борьбе друг с другом и больше ни с кем. Прочитав «Маснави» и «Фихи ма фихи», можно ощутить ни с чем не сравнимую обстановку суфийской школы, но многие поверхностные люди считают, что эти произведения только запутывают человека, являются хаотичными и слишком вольно написанными.

Следует отметить, что эти книги могут считаться руководствами не в полной мере, так как их обязательно необходимо использовать в неразрывной связи с живым суфийским учением и практикой — работой, мышлением, жизнью и искусством. Один из комментаторов почувствовал реальность их атмосферы и понял, что она была создана сознательно. Он выступил в печати, объясняя точку зрения суфиев по этому вопросу, но в целом эти произведения скорее всего привели его в замешательство. Следует еще добавить, что сам он считал себя суфием, не принадлежащим ни к одному из Путей. Под влиянием таких людей сейчас, в период большого оживления, изучение суфизма на Западе стало немного более суфийским, хотя в этом плане предстоит сделать очень много. Одной из последних причуд Запада стал «суфий-интеллектуал».

Суфизм, конечно, располагает собственной технической терминологией, и стихи Руми изобилуют как знакомыми, так и особыми вариантами первоначальных терминов. Например, в своей третьей большой книге «Диван Шамса Табризи» он описывает некоторые концепции мышления и деятельности, которые проецируются в сознание участников тайных встреч дервишей. Изложенное в экстатических стихах учение о бытии суфия в «мысли и действии» передается способом, специально изобретенным для его передачи:

«Присоединись к братству, стань подобен им — почувствуешь радость реальной жизни. Пройдись по разрушенной улице и посмотри на смятенных (владельцев "развалин"). Выпей чашу волнения, ибо ты не чувствуешь стыда (самосознания). Закрой оба глаза, чтобы научиться видеть внутренним зрением. Раскрой душу, если ищешь объятий. Разбей земляного идола, чтобы увидеть лица (других) идолов. Зачем ради большого приданого жениться на старухе — за три куска хлеба в рабство себя продавать зачем?