Суфийские ордены в исламе

Вполне понятно, что основная преемственная мадйанитская традиция в Магрибе существовала независимо от шазилитской, которая в те времена была скорее египетской, чем магрибинской, поскольку известна она была только в Тунисе и, медленно распространяясь в западном направлении, так и не стала популярной до возрождения в XV в. Ал-Васити, писавший свои сочинения в Ираке примерно в 1320 г., называет учение мадйанитов тлемсанийей[209]; связанные с ним завийа взрастили зерна, давшие начало народному движению. Ибн Кунфуз в труде "Унс ал-факир", созданном в 1385 г. и посвященном главным образом жизнеописанию Абу Мадйана, упоминает[210]

шесть таифа, находившихся в Западном Марокко. Магирийун ведет свое происхождение от Абу Мухаммада Салиха б. (Йансарана) Са'ида ал-Магири (ок. 550/1155-631/1234), ученика Абу Мадйана, который провел двадцать лет в Александрии, затем возвратился в Марокко, чтобы основать рибат в Асфи, и способствовал оживлению паломничества к святым местам. Он написал "Талкин ал-вирд" и много претерпел от враждебности факихов[211]. В конце VII-VIII вв. его орден переживал состояние разброда, и один из его потомков, Ахмад б. Ибрахим ал-Магири, составил жизнеописание шейха под названием "Ал-минхал ал-вадих" с целью уберечь имя учителя от обвинений в предосудительных нововведениях (бид'а), которые предъявляли ему маликитские фанатики, а также для того, чтобы изложить суть своих карамат, т. е. проявлений милости Божьей.

Другие, явно берберские группы включали шу'айбийун, происходящих от Абу Шу'айба Айуба б. Са'ида, святого-покровителя Азаммура (ум. 1165) и одного из учителей Абу Йа'азза; хахийун, ведущих происхождение от Абу Закарийи Йахйи ал-Хахи; гамматийун (или агматийа) или хазмирийа, ведущую начало от Абу Зайда 'Абдаррахмана ал-Хазмири (ум. 1307); группу Бану Амгар, известную под названием санхаджийун с центром в рибате Тит-ан-фитр, основанную около 1140 г.; и группу худжжадж, членами которой могли стать только совершившие паломничество в Мекку.

3. ИРАНСКИЙ, ТЮРКСКИЙ И ИНДИЙСКИЙ РЕГИОНЫ

В иранском мире суфии объединили две религиозные традиции, одна из которых связана с именем месопотамского суфия ал-Джунайда (суфий, месопотамец), а вторая — с именем Абу Йазида ал-Бистами (маламати, хорасанец)[212]

. Для иранских суфиев характерны гораздо больший индивидуализм, различия в отдельных течениях, разрыв с ортодоксальностью в учении и практике. Закономерно поэтому, что здесь все тенденции отразились на орденах более позднего времени. Многие суфии склонны были видеть в 'Али источник эзотерического учения, и поэтому идеи имамитов-двунадесятников (и в меньшей степени исма'илитов) выживали под суфийским одеянием. Позднее им пришлось выйти на свет и объединиться в новые ордены (захабийа, нурбахшийа, ни'матуллахийа и бекташийа) или же, как в случае с орденом савафийа, глава которого в начале XVI в. стал владыкой Ирана, в сущности, превратиться из суннитского ордена в ши'итский.

Из прилагаемого древа духовных генеалогий, раскрывающего некоторые аспекты развития обоих Путей, можно почерпнуть имена суфиев, учение и идеи которых оказали глубокое влияние на ордены, пришедшие им на смену. Две значительные фигуры в истории среднеазиатского суфизма — это Абу-л-Хасан 'Али ал-Харакани (ум. 1034 в возрасте 80 лет), считавший себя духовным наследником ал-Бистами[213], и Абу 'Али ал-Фармази (ум. 1084). Имена двух учеников последнего — Ахмада ал-Газали (ум. 520/1126), младшего брата более известного Абу Хамида, и Йусуфа ал-Хамадани (441/1049-535/1140) — дали начало основным линиям мистической преемственности. Имя Абу Хамида ал-Газали было включено в это древо, с тем чтобы показать, почему он не играл значительной роли в учении, а также в генеалогии орденов. Он полностью отвечает нашему определению суфия, но, несмотря на то что глубина его мистицизма и философии общепризнана, сторонники экстатических радений и гностики не считали его настоящим суфием. Афлаки ссылается на Джалаладдина Руми, который говорит:

"Имам Мухаммад Газали расчистил море познания в мире ангелов, он водрузил там знамя и стал наставником вселенной и мудрецом среди смертных, но, если бы у него был хоть атом мистической любви, как у Ахмада Газали, это ценилось бы еще больше и он познал бы тайну мусульманской близости, как познал ее Ахмад, ибо ничто не сравнится во вселенной с любовью учителя, духовного наставника, ведущего [невежественных к божеству]"[214].