Традиционный «медовый месяц» доброжелательных отношений между Белым домом и прессой длился в первый год президентства Картера почти девять месяцев – больше, чем у Кеннеди и Форда (до разоблачения финансовых махинаций Берта Пенса, близкого друга Картера). Пресса широко и с одобрением писала о решениях Картера продать дорогую президентскую яхту «Секвойя», отключить несколько десятков телевизоров в помещениях Белого дома, сократить число персональных автомобилей, закрепленных за сотрудниками его аппарата, рекламировала его «привычку» обходиться без носильщиков при поездках по стране. Подражая Ф. Рузвельту, Картер ввел в практику телевизионные «беседы у камина». Одевался он при этом подчеркнуто демократично: бежевый вязаный джемпер поверх белой рубашки с галстуком. По частоте появления в печати статей, посвященных его личности, Картер в первый год значительно превзошел не только Форда, но даже и Никсона. После 1977 года благожелательное отношение к личности Картера со стороны журналистов пошло на убыль.
4 января я встретился с новым госсекретарем Вэнсом за завтраком, который Киссинджер устроил в своем кабинете в Госдепартаменте. Мы завтракали втроем.
Беседа началась с шутливой реплики Киссинджера, что он хотел бы «передать дела» в области советско-американских отношений новому госсекретарю в присутствии советского посла и высказать в этой связи некоторые «напутствия» новому госсекретарю.
Он подчеркнул большое значение конфиденциального канала (госсекретарь – советский посол) для поддержания непосредственного диалога между президентом США с одной стороны и Брежневым и Громыко – с другой. Киссинджер отметил особую роль, которую играли в наших отношениях встречи на высшем уровне.
Вэнс ответил, что Картер и он разделяют это мнение. В сугубо неофициальном плане он заметил, что с новым президентом обсуждал даже примерные сроки возможной встречи в верхах. В предварительном плане они сошлись с Картером во мнении, что такая встреча может состояться до сентября 1977 года, имея в виду, что к этому времени удастся договориться по поводу соглашения по ОСВ.
Вэнс заявил, что вопрос о новом соглашении по ОСВ занимает важнейшее место во всей внешнеполитической программе Картера, равно как и вообще вопросы советско-американских отношений. Я выразил удовлетворение по поводу этого заявления Вэнса.
Затем мы обсудили положение дел на переговорах по ОСВ.
В целом Вэнс проявил интерес к разоруженческой тематике.
Он затронул вопрос «о правах человека», заявив, что, откровенно говоря, он уже много лет «предан гуманным идеям защиты прав человека», что этого требуют его совесть и религиозные убеждения.
Я ответил, что он, разумеется, волен иметь любые убеждения. Тут не может быть никаких претензий. Другое дело, если эти воззрения и убеждения привносятся в межгосударственные отношения, а это не может не привести к осложнениям в отношениях между нашими двумя государствами, особенно когда подобные взгляды оборачиваются фактически прямым вмешательством в наши внутренние дела. Во всяком случае, таково наше убеждение.
Тут вмешался Киссинджер, заметив, что в таких делах он избегал доводить дело до публичной конфронтации, и посоветовал Вэнсу поступать таким же образом. Вэнс не стал больше продолжать дискуссию на эту тему, но чувствовалось, что вопрос этот им не снят.
Киссинджер подробно рассказал новому госсекретарю о сложившейся системе негласных и неформальных встреч между ним и советским послом, включая использование специальной прямой телефонной связи и т. п. Вэнса заинтересовала эта сторона дела. Обратил он внимание и на наш с Киссинджером неофициальный характер личных отношений.
Выслушав Киссинджера, Вэнс сразу сказал, что он хотел бы сохранить сложившуюся практику, с тем чтобы между нами установился такой же тесный рабочий контакт, который существовал у меня с уходящим госсекретарем (я, разумеется, тут же дал свое согласие). Вэнс предложил называть друг друга по имени, как это было при Киссинджере (теперь вместо Генри будет Сай – сокращенный вариант Сайруса).
Вообще, надо сказать, что вся встреча «с передачей дел» одного госсекретаря другому носила своеобразный и немного сентиментальный характер. Пресса отметила уникальный характер встречи сразу двух госсекретарей с советским послом. Это было, пожалуй, впервые в американской дипломатической практике.
Попутно замечу, что заключительным эпизодом в советско-американских контактах на высшем уровне при Форде явился прощальный телефонный разговор уходящего президента с Брежневым. Этот разговор состоялся по инициативе Форда, который выразил желание в последний день своего пребывания на посту президента США лично переговорить по телефону с Брежневым.
Как сообщил мне Скоукрофт, Форд остался очень доволен этим разговором и благодарен генеральному секретарю за предоставленную возможность так хорошо закончить свой последний день в Белом доме.