Президент заявил далее, что, несмотря на определенные трудности, он намерен добиваться улучшения отношений с СССР, хотя он хорошо понимает ограничения, накладываемые конфликтом во Вьетнаме. Джонсон просил понять, что сейчас у него большие трудности с конгрессом в том, что касается отношений с СССР. Эти трудности вызываются в основном внутриполитическими причинами: приближение избирательной кампании, активизация антисоветских выступлений в стране (в этот период действительно резко обострились выступления еврейской общины в США и связанных с ней влиятельных средств массовой информации по поводу еврейской эмиграции из СССР).
Присутствовавшие послы и пресса были, конечно, заинтригованы разговором вдвоем президента и советского посла, но не могли удовлетворить своего любопытства.
В отдельном разговоре Фулбрайт, касаясь «состояния умов» в ближайшем окружении Джонсона, в весьма пессимистических тонах заметил, что сейчас там – особенно в свете событий в Китае и резкого обострения советско-китайских отношений – явно настроены в пользу усиления военного нажима во Вьетнаме с тем, чтобы получить наиболее благоприятные условия для последующего урегулирования. Генералитет обещает Джонсону добиться «решающих успехов» в 1967–1968 годах.
В начале февраля состоялся официальный визит Косыгина в Англию. Кроме рассмотрения основных вопросов советско-британских отношений, советское руководство придавало определенное значение обсуждению с английским правительством проблемы поисков мирного урегулирования вьетнамского конфликта. Оно надеялось через англичан оказать дополнительный нажим на Вашингтон. Об этом негласно просил нас и Ханой.
Администрация Джонсона со своей стороны была не прочь использовать услуги Косыгина во вьетнамских делах.
В Москве американцы передали нам конфиденциальное послание Джонсона Хо Ши Мину. В послании содержалось новое предложение: США прекращают бомбардировки и берут обязательство не увеличивать больше численность своих войск в Южном Вьетнаме в обмен на обещание правительства ДРВ не посылать больше своих войск на Юг.
Это предложение США было передано Ханою еще до поездки Косыгина в Лондон, однако, жаловался Раск, на него до сих пор нет никакого ответа.
По просьбе английского премьера Вильсона Косыгин передал из Лондона (через Москву в Ханой) соображения Джонсона насчет возможного урегулирования конфликта. От себя Косыгин высказал Хо Ши Мину свои предложения в целях поиска компромиссных решений. Брежнев был не очень доволен этой инициативой Косыгина, но уступил, не желая оказаться в положении человека, препятствующего урегулированию.
В ожидании ответа Джонсон ввел на несколько дней мораторий на бомбардировки территории ДРВ. Однако, когда эти несколько дней, установленные Джонсоном, прошли, он под нажимом военных, опасавшихся концентрации войск северовьетнамцев, не захотел больше продлить мораторий, как предлагал Косыгин, надеясь на получение благоприятного ответа, который открыл бы дорогу к дальнейшим переговорам. Своего рода посредничество советского премьера окончилось, таким образом, неудачей. Косыгин был сильно раздосадован, ибо он надеялся на повторение «ташкентского варианта» (его успешное посредничество между Индией и Пакистаном). Все это лишь усилило нежелание Москвы ввязываться в такие дела.
Раск пытался впоследствии оправдать возобновление бомбардировок ДРВ «возникшим недоразумением», но это прозвучало не очень убедительно.
Раск вскоре передал новое предложение: в случае положительного ответа СССР на их предложение о возможной взаимной «советско-американской деэскалации» поставок оружия во Вьетнам США могли бы рассмотреть вопрос о прекращении бомбардировок ДРВ. Однако Москва не среагировала на это предложение.
А тут появился еще один раздражитель: дочь Сталина Светлана, выезжавшая в Индию с разрешения Косыгина, не вернулась домой, а вылетела в США. В Москве были убеждены, что «побег» был организован американцами, не без ведома Белого дома, хотя Раск и отрицал это.
Постепенно у меня завязывались добрые личные отношения с министром обороны Макнамарой. Человек он сложный, но интересный, а главное – с редкой способностью переоценивать свои взгляды в зависимости от новых обстоятельств. Он никогда не был рабом идеологических суждений, оставался прагматиком и реалистом.
Запомнилась беседа у него (11 апреля), когда он пригласил меня на обед.
Практически весь разговор был посвящен динамике развития стратегических ракетно-ядерных сил и возможному контролю над ними.