Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Несколько необычным было то, что на срочном ночном заседании не присутствовали ни Никсон, ни вице-президент. Не совсем понятным было отсутствие президента, который обычно председательствовал на таких заседаниях. Последующие объяснения его окружения, будто он был в этот момент очень занят „уотергейтскими делами", на мой взгляд, несостоятельны. Если в Белом доме действительно всерьез принимали угрозу одностороннего военного вовлечения СССР в египетско-израильский конфликт, то президент должен был принять участие в таком совещании. Он же счел возможным этого не делать. Почему? Был ли он менее обеспокоен ситуацией, чем некоторые его помощники? И почему он в своем обращении к Брежневу в дальнейшем как бы извинялся за объявленную ими „тревогу"? В этом заседании участвовали министр обороны Шлесинджер, председатель Комитета начальников штабов адмирал Мурер и директор ЦРУ Колби. У них не было данных о намерениях СССР вступить в военную конфронтацию с США, хотя информация о советских воздушных маневрах и передвижениях нескольких советских военных кораблей вызвала известную озабоченность. В тоже время имевшаяся у них информация, как они сами подчеркнули, указывала на то, что Израиль односторонне умышленно нарушил воскресную резолюцию Совета Безопасности, чтобы воспользоваться прекращением огня для захвата как можно больших территорий Египта, что и вызвало гневную реакцию Москвы.

Председательствовавший Киссинджер, сказал Раш, вел себя крайне нервозно. Утверждал, что участники совещания не понимают истинных намерений русских, основная цель которых — под любым предлогом ввести свои войска на Ближний Восток, чтобы укрепить там свое влияние.

Киссинджер заявил, что именно поэтому он решительно возражает против совместного направления советско-американских войск на Ближний Восток, так как это было бы использовано русскими для достижения своих целей.

Госсекретарь предложил временно объявить состояние повышенной боевой готовности в американских вооруженных силах с целью показать русским, что США будут твердо противиться введению советских войск на Ближний Восток. Далеко не все участники совещания были согласны с таким предложением, считая, что такая мера не оправданна, поскольку СССР не предпринимает никаких враждебных в отношении США действий. Можно, конечно, негласно предупредить Москву о возможных последствиях таких действий СССР. Однако Киссинджер продолжал настаивать на своем, т. е. на немедленном объявлении состояния повышенной боевой готовности.

Поскольку президент не присутствовал на этом заседании Совета, то о результатах обсуждения ему докладывали уже после заседания Хейг и Киссинджер. Раш не знает, какая аргументация использовалась при разговоре наедине с президентом, но после этой беседы торжествующий госсекретарь объявил другим членам Совета, что президент согласен с приведением вооруженных сил США в состояние повышенной боевой готовности и отдает такой приказ.

По словам Раша, в этом эпизоде произраильские симпатии Киссинджера проявились особенно ярко в ущерб даже интересам советско-американских отношений. В целом же госсекретарь руководствовался стратегическими установками: обеспечить доминирующее влияние США в этом важном районе.

В Москве было опубликовано резко критическое заявление ТАСС относительно приведения в повышенную боевую готовность вооруженных сил США.

Когда президент на пресс-конференции сравнил последние события на Ближнем Востоке с кубинским кризисом, я позвонил Киссинджеру и обратил его внимание на то, что такое сравнение, по-моему, неуместно.

Через пару часов он перезвонил мне и сказал, что президент согласен со мной в том, что „это было неудачное сравнение". (На этой же пресс-конференции Никсон также заявил, что благодаря „хорошим связям с Брежневым мы не только избежали конфронтации, но и сделали большой шаг вперед в направлении реального мира на Ближнем Востоке".)

Никсон оправдывается при встрече со мной в Кэмп-Дэвиде. То же вскоре делает и Киссинджер

Под влиянием последних событий и настроений в советском руководстве Брежнев направил 28 октября следующее многозначительное письмо Никсону: „…У меня лично и у моих товарищей наступил момент кризиса доверия к тому, что вся ведущаяся уже на протяжении недели переписка и все заверения как нам, так и египетской стороне о том, что принимаются меры к прекращению огня и выполнению резолюций Совета Безопасности, тем более под нашей с Вами эгидой, о чем от имени президента дано нам письменное подтверждение, на самом деле являлось поддержкой израильской военщины, которая продолжает вести себя провокационно, явно с определенной, я бы сказал, обнаженной целью… Я допускаю мысль, что все это происходит в результате ложной информации, полученной нами, и даже обмана, преследующими цель, с одной стороны, поощрить агрессию и по возможности добиться ухудшения отношений между США и СССР и, с другой стороны, подорвать личное взаимное доверие между нами".