Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

От моих бесед с Шульцем в начале 1983 года у меня складывалось двойственное впечатление. С одной стороны, это был собеседник, вроде стремившийся к некоторой нормализации советско-американских отношений и обдумывавший пути к этому. Не было у него и идеологической одержимости, мешавшей нормальному обсуждению с ним проблем. С другой стороны, пока все его высказывания сводились в основном к общим рассуждениям и пожеланиям. От конкретного диалога по конкретным вопросам он упорно уклонялся. Не было у него соответственно и видимого стремления установить конфиденциальный канал между руководством обеих стран, как это бывало при прежних администрациях. Судя по всему, ни он, ни сам Рейган не испытывали в этом потребности, поскольку у них не было желания (во всяком случае, на том этапе наших отношений) вести конфиденциальный обмен мнениями. Обычные дипломатические каналы вполне их устраивали.

Показательно, что именно при Шульце была отключена прямая телефонная связь между мною и госсекретарем, которая была установлена еще при президенте Никсоне и действовала почти десять лет. Это решение Шульца (несомненно, с одобрения Рейгана) реально символизировало стремление администрации отказаться от всех „пережитков" периода разрядки в советско-американских отношениях.

Как впоследствии стало ясно из мемуаров госсекретаря, он проявлял повышенную осторожность в завязывании какого-либо диалога с советской стороной. Чуть ли не каждый разговор со мной он согласовывал с президентом (окружение президента в Белом доме, а также Уайнбергер и директор ЦРУ Кейси были решительными противниками какого-либо улучшения отношений с СССР). Видимо, поэтому обсуждение Шульцем со мной конкретных проблем проходило таким черепашьим шагом. Он как бы осторожно пробовал температуру воды: не слишком ли она горяча. Чувствовалось, что госсекретарь в беседах был даже более связан суждениями Рейгана, чем Громыко директивами Политбюро.

Встреча с Рейганом

Как мы договорились во время нашей последней беседы, госсекретарь и я должны были встретиться 15 февраля для продолжения обмена мнениями о возможных шагах с целью улучшения наших отношений.

Когда в тот день я пришел к нему в 5 часов дня, он неожиданно и многозначительно сказал, что президент Рейган выразил желание переговорить со мной. Я был, разумеется, заинтригован и тут же дал согласие. Затем мы вместе с Шульцем спустились в подвальный гараж госдепартамента и на его автомашине поехали в Белый дом. Был необычно морозный и снежный день для Вашингтона. На улицах было мало прохожих.

Мне бросились в глаза некоторые элементы таинственности или, вернее, желания не афишировать встречу президента с советским послом, сделать ее негласной.

Президент принял нас у себя на квартире, а не в своем рабочем кабинете, отметив, что хотел бы побеседовать со мной в неофициальной обстановке. В последовавшей затем беседе, продолжавшейся около двух часов, Шульц активного участия не принимал, ограничиваясь отдельными репликами. Кроме нас троих, никого больше не было на беседе.

После взаимного обмена приветствиями президент сказал, что Шульц подробно доложил ему о наших с ним беседах и о моих высказываниях насчет возможности улучшения отношений между нашими странами, которые делались мною по поручению советского руководства. Он особенно хорошо помнит высказывания Андропова на эту же тему в беседе с Бушем и Шульцем и хотел бы в этой связи кое-что сказать и от себя лично.

Прежде всего он считает, что было бы полезно установить с Генеральным секретарем личный доверительный канал связи, „минуя бюрократию", и время от времени проводить откровенный обмен мнениями. Таким „закрытым каналом" могли бы стать контакты через Шульца и советского посла. Насколько он знает от своих предшественников, так было и в прошлом, и это себя оправдало.

Я подтвердил эти слова президента.

Генеральный секретарь Андропов, сказал далее президент, говорил Бушу и Шульцу, что он хочет хороших и добрых отношений с США. Вы, г-н посол, в свою очередь, говорили об этом при встречах с Шульцем от имени советского руководства. Прошу передать г-ну Андропову, что я тоже хочу хороших отношений с СССР. Мы, конечно, оба отдаем себе отчет, что спорных вопросов накопилось так много, что все их не решить при нашей жизни. Но ряд вопросов можно и нужно решать. Возможно, в СССР на меня смотрят как на безумного поджигателя войны. Но я не хочу войны между нами, так как знаю, какие неисчислимые бедствия она принесла бы нам. Нужно какое-то свежее начало в наших отношениях. Я хорошо понимаю важность для наших отношений, например, обсуждаемых на переговорах в Женеве вопросов стратегических и европейских ядерных вооружений. Но они потребуют еще времени, несмотря на старания обеих сторон, так как эти вопросы очень сложные — и технически, и политически. Есть и другие вопросы, как сложные, так и менее сложные, ими надо заниматься и стремиться решать.