Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Еще 7 марта поверенный в делах Соколов прислал в Москву телеграмму о ежегодном приеме для дипломатического корпуса, устроенном госсекретарем Шульцем. В своем выступлении, помимо прочего, Шульц отметил, что на данном приеме отсутствует дуайен дипкорпуса посол Добрынин, „получивший в Москве новый важный пост в области внешней политики". Госсекретарь пожелал мне успехов на этом посту. Он подчеркнул при этом большую роль, которую играл советский посол в дипломатических контактах между США и СССР так же, как и в политической жизни Вашингтона.

За время моего краткого пребывания в Вашингтоне состоялась целая серия прощальных встреч, бесед, обедов и приемов. После столь длительного пребывания в США у меня образовался обширный круг знакомств, дружеских и деловых связей, хотя я и был послом „империи зла".

Кстати, Шульц рассказал мне эпизод полуанекдотического порядка. Когда он сообщил президенту Рейгану, что посол Добрынин уезжает в связи с избранием его секретарем партии по международным вопросам, то президент с изумлением спросил: „А разве он коммунист?" Рейган, видимо, не знал, что в то время все советские дипломатические работники обязательно были членами партии. Во всяком случае, в устах Рейгана такой вопрос звучал для меня комплиментом.

Шульц рассказал мне и о таком эпизоде. Его кабинет на 7-м этаже госдепартамента выходил на широкий балкон. Там госсекретарь обычно устраивал летом коктейль для иностранных гостей, так как с балкона открывалась живописная панорама части Вашингтона и реки Потомак. Я как-то попросил его на память фото с видом столицы, открывающимся с этого балкона. Через некоторое время он прислал мне фотографию с шутливой надписью. Впоследствии от него же стало известно, что посылка такого сувенира оказалась совсем непростым делом. Американские спецслужбы вначале воспротивились посылке такой фотографии советскому послу, поскольку, дескать, на снимке был запечатлен „стратегический вид центра Вашингтона" (хотя на нем не было видно ни Белого дома, ни других важных правительственных учреждений, да к тому же еще более „стратегические" фотографии можно было купить в любом киоске).

Шульц не принял всерьез такую аргументацию и все же послал мне эту фотографию (она висит у меня в кабинете в Москве). Однако весь этот эпизод характерен для атмосферы взаимной подозрительности и шпиономании, существовавшей в двух великих державах.

Перед отъездом я имел продолжительную беседу с Шульцем. Мы обедали у него втроем, с нами был и помощник президента Пойндекстер.

После расспросов о моем новом назначении мои собеседники попросили дать им „в сугубо неофициальном, но откровенном плане" оценки в советском руководстве нынешнего состояния советско-американских отношений, перспектив новой встречи на высшем уровне, проведению которой они в администрации „по-прежнему придают большое значение".

Я сказал, что в советском руководстве не удовлетворены состоянием отношений между нашими странами после встречи на высшем уровне. Прошло почти пять месяцев после Женевы, где были взяты определенные взаимные обязательства улучшать отношения, вести дело ко второй встречена высшем уровне. На деле же наши отношения и практические шаги США оставляют желать много лучшего. Сохранит ли администрация заинтересованность в отношении новой встречи?

Шульц и Пойндекстер заверяли, что президент Рейган по-прежнему проявляет большой интерес к новой встрече с Горбачевым. Однако, когда по ходу беседы дело доходило до обсуждения конкретных возможных шагов после встречи на высшем уровне, мои собеседники в основном уходили от уточнения своих позиций, ссылаясь на то, что они еще над ними работают.

Пойндекстер поинтересовался, не мог бы я заранее дать им текст привезенного мною послания Горбачева для президента Рейгана, чтобы последний мог своевременно ознакомиться с ним и быть готовым к беседе со мной. Получив это письмо, Пойндекстер сразу же уехал в Белый дом.

В своем письме Горбачев делился „некоторыми общими раздумьями" по поводу состояния и перспектив отношений между нашими Странами, предложив за точку отсчета считать встречу в Женеве, где совместно были приняты определенные обязательства.

„Наши с Вами оценки ее, полагаю, совпадают: она была нужной, полезной, внесла определенный стабилизирующий элемент в отношения между СССР и США, в общую обстановку в мире. Естественно, что она вызвала и немалые надежды на будущее, — писал Горбачев. — Мы, в советском руководстве, расценили женевскую встречу как необходимость переводить принципиально понимание, достигнутое там, в конкретные действия, имея в виду дать импульс нашим отношениям, наращивать в них позитивную динамику. Именно так мы и действовали после Женевы".