Сугубо финский попаданец. Дилогия (СИ)

— Товарищи, все что происходило до сих пор, все неудачи объясняются очень просто, это называется — «неуважение к противнику». Против нас воюет по европейски оснащенная армия, с хорошо подготовленным офицерским корпусом и отличными нижними чинами. Как показала практика, ни в чем не уступающая, а во многом превосходящая японские войска, с которыми мы столкнулись в прошлом году. Ко всему прочему, эта армия опирается на цепь долговременных оборонительных сооружений, построенных с учетом самых современных требований. Мы же, как в Гражданскую пытаемся штыками и навалом разбить грамотную оборону.

— Ты Гражданскую не трожь! — вскинулся Ворошилов и тут же потух под желтым взглядом.

— Продолжайте, Борис Михайлович, правильно вы все говорите.

— Спасибо. Продолжу. Причина провала наступления на линию Маннергейма — банальный маневр сил противника по внутренним оперативным линиям — начальник Генштаба провел указкой плавную дугу от Карелии до Карельского перешейка, — в том, что это перемещение не было вовремя замечено, есть конечно вина товарищей Тимошенко, Мерецкова и Грендаля, но как минимум не их одних. — Берия, сидевший у края стола, как-то заерзал, но тут же мгновенно затих. Сталин отчетливо хмыкнул.

— На данный момент, мы имеем на перешейке не мнение 11 финских дивизий, одной польской и до десятка бригад, что в пересчете на стандартные дивизии получается 18 дивизий. Попытка атаковать такую силу 27 дивизиями — закономерно обречена на провал. В такой конфигурации обороны, военная наука рекомендует, как минимум трехкратное превосходство, а с учетом невысокой подготовки наших войск, лучше иметь четырехкратное. — В кабинете повисла какая-то заледенелая тишина. За такие слова можно не только головы лишиться, а и всего остального, причем товарищи из НКВД быстро умереть не дадут. Сталин опять хмыкнул.

— Значит эти ни в чем не виноваты — он качнул головой в сторону застывших как соляные столпы Тимошенко и Мерецкова.

— Виноваты, да еще как, они обязаны были как грамотные командиры предусмотреть возможность увеличения группировки противника и довести до Главной Ставки необходимость адекватных мер по нивелированию возможного дисбаланса. — Ворошилов аж крякнул от такой формулировки.

— А ты сам, чеж молчал, товарищ Шапошников? Раз такой умный.

— Никак нет, товарищ маршал, не молчал. Еще две недели назад вам была представлена аналитическая записка Генштаба. Там как раз такой вариант предусматривался.

— Какая записка? Ни какой записки я не получал. — Шапошников только руками развел. Сталин с интересом рассматривал старого соратника.

— Может и эти тебе Клим какие-то записки писали? Писали? — спросил он глянув на руководство СЗФ. Мерецков, зажмурив глаза, четко как на плацу сделал шаг вперед:

— Так точно, товарищ Сталин, от второго февраля сего года, об увеличении артиллерийской группировки противника, товарищ Сталин!

— Иш ты, опять выкрутился, хитрый ярославец, — удивился будущий Отец Народов.

— Хорошо, сосредоточить 70 дивизий мы можем, а что есть еще в запасе у Маннергейма?

— По мнению Генштаба, все доступные резервы финский Главный штаб обороны уже задействовал, однако остается возможность маневрирования силами с не атакованных участков и судя по всему отведена на пополнение кавалерийская и 1-я пехотная дивизии.

— А если поступить, как предлагал этот? — Снова кивок в сторону Мерецкова.

— В сложившейся ситуации, удар через Северное Приладожье не возможен.

Сталин начал прохаживаться по кабинету, куря папиросу. Минут десять ни кто не произносил ни слова. Затем Иосиф Виссарионович решившись на что-то, произнес:

— Наркомат обороны совершил ошибку отстранив Генштаб от планирования ведения войны. С сегодняшнего дня эта ошибка исправлена, Генштабу поручается составить план по разгрому Финляндии. План предоставить к завтрашнему вечеру.

22/II-1940 г. Кремль. Кабинет Сталина.

Шапошников у карты.