Сухэ-Батор

Свобода!.. В Монголию пришла свобода!.. В это трудно было поверить. Еще совсем недавно о ней шепотом говорили в глухие ночи у бедняцких очагов. А когда дряхлый, высохший улигерчи брал трясущимися руками морин-хур — скрипку с двумя струнами из конского волоса — и начинал хриплым голосом новый рассказ, все останавливались и окружали сказителя тесным, кольцом: старик говорил о свободе. Он не боялся маньчжурских солдат и чиновников. Его слабый голос внушал страх толстым маньчжурам в шелковых халатах, ибо это был голос свободы. Торопливо прибегали солдаты, разгоняли толпу, а сказителя избивали бамбуковыми палками. Но в маленьком, тощем старичке, должно быть, жил могучий дух: отлежавшись после побоев, он, покряхтывая, поднимался и снова брал в руки морин-хур. И вновь собиралась толпа — изможденные люди в дырявых халатах, расхудившихся сапогах — гутулах, островерхих шапочках. Они усаживались на базарной площади, поджав под себя ноги, дымили маленькими трубками— Гансами, молчаливо слушали удивительные истории о могучем и справедливом Амурсане, возглавившем восстание против маньчжурских завоевателей, о бесстрашном баторе Цэнгунджабе Хотогойтском, поднявшем Халху на борьбу с маньчжурами-поработителями, о храбром Аюши, о Баире и Тогтохо.

Легенды были красивы, как марево поутру. Вначале Сухэ считал их просто сказками — не верил, что даже в те отдаленные времена могли жить такие люди, как Амурсана и Цэнгунджаб. То 'были могучие богатыри, защитники угнетенных, их подвиги равнялись подвигам сказочного Гэеэра Мудрого — искоренителя зла на золотой земле. В жизни не встречалось людей, подобных им. Все знакомые Сухэ терпели нужду и лишения, жили в серых низеньких юртах, где зимой было так же холодно, как и на улице. Главную пищу их составлял кирпичный чай, сваренный в котле с молоком и солью. Мясо ели редко, по большим праздникам. Ведь многие совсем не имели скота и пасли стада богатеев. Мясо доставалось на долю маньчжурских чиновников, князей и монахов-лам, которые жирели от малоподвижной жизни.

Улигерчи в своих легендах воспевал голубой Керулен. Тот край был родиной предков Сухэ. Его отец, Дамдин, родился в степи, что простиралась южнее Керулена, здесь же обзавелся семьей. И как предки его предков, круглый год и в зной и в стужу перегонял скот своего хозяина на новые пастбища. Он был «хара ясун» — «черная кость», крепостной, арат, вечный кочевник, нищий. Как и все его соплеменники, слепо верил в божков — бурханов, тенгриев, злых духов, лечился у знахарей-лам и не знал ни одной буквы. Суровые степные порядки представлялись ему чем-то незыблемым, нерушимым. Все его богатство состояло из нескольких голов скота.

Зимой, во время бескормицы, погиб весь скот Дамдина. Семье грозила голодная смерть. А тут еще пожаловали сборщики налогов и податей. Писарь, нацепив на нос очки, зачитал ведомость, в которой перечислялись все повинности и долги арата княжеского удела — хошуна Дорджижаб Цэцэн-ханского аймака Дамдина.

Уртонная, или почтово-курьерская, повинность… Тягчайшая из повинностей. Араты, выделенные для отбывания конно-уртонной повинности, со всем своим имуществом откочевывали на место службы и несли ее полгода, а то и год. Она была главным средством связи в стране. Для того чтобы по конному уртону доставить какую-нибудь корреспонденцию или сопровождать чиновников, арату-курьеру приходилось покрывать на своих лошадях сотни километров. Кроме того, араты обязаны были обеспечивать проезжающим пропитание за свой счет. Почтовые станции отвлекали от сельского хозяйства большое количество рабочего скота, а также людей.

Подводная и воинская повинности. Столовое и квартирное довольствие чиновникам и писцам. Содержание удельных князей. Пожертвования на ремонт и строительство монастырей, на богослужения, на содержание аймачных управлений. Подношения главе церкви богдо-гэгэну. Содержание управлений губернаторов и командующих войсками. Сборы на уплату аймачных и хошунных долгов. Содержание воинских отрядов… Налогами облагалась каждая корова, каждая лошадь. Если нечем было платить налоги, то угоняли весь скот бедняка, забирали седла и все имущество, даже женские украшения. Забирали все. Правда, иногда оставляли немного мяса, которого могло хватить на несколько дней. «Народ исхудал и близок к смерти», — писал в докладной записке один чиновник своему князю.

Писарь долго перечислял долги и повинности Дамдина. Не хватило бы и десяти жизней, чтобы рассчитаться с ханами, ванами, амбанями, цзянь-цзюнями, ламами, цзасаками-князьями, феодалами и сановниками всех мастей.