Читаем Сухэ-Батор полностью

Крупный феодальный чиновник и лама Бодо считал себя учеником богдо-гэгэна и был убежденным монархистом. Он жил в восточном монастыре, окруженный ламами. К революционерам он примкнул, добиваясь изгнания оккупантов, которые забирали себе почти все доходы монастырского ведомства.

Данзан и Бодо стремились всячески подчинить себе кружковцев, диктовать им свою волю и меньше всего пеклись о судьбах аратской революции.

Сейчас Данзану и Бодо казалось, что они одержали крупную победу над революционным крылом кружка. Пусть сунется Чойбалсан в Россию: гамины быстро скрутят его.

На этом же собрании решили изготовить печать партии, которой отныне будут скреплять все документы, исходящие от организации.

Через несколько дней в Консульском поселке состоялось еще одно собрание. Утвердили печать, изготовленную Сухэ-Батором. Кроме того, для секретной связи с делегатами, отправлявшимися в Советскую Россию, был разработан и утвержден телеграфный шифр.

Чойбалсан стал готовиться к отъезду.

28 июня 1920 года на север выехала первая группа делегатов во главе с Чойбалсаном. Перед этим Сухэ-Батор и Чойбалсан встретились.

Они снова ехали по берегу Толы. Ехали неторопливо, иногда переговаривались.

— Не буду говорить, чтобы вы берегли себя, — сказал Сухэ-Батор. — Пустые слова. Но когда заяц осторожен, даже сотня волков ему не страшна. Будьте осторожны. Держите в строжайшем секрете свой отъезд. Пусть каждый пробирается поодиночке. Лучше всего перейти границу в районе монгольской Кяхты; прибыв в Верхнеудинск, немедленно сообщите шифрам все обстоятельства. Если богдо откажется поставить печать, мы поставим свою печать — печать партии. Ждите меня…

Они простились. Вечером Чойбалсан покинул столицу. Чтобы избежать возможной слежки и запутать шпионов, он долго петлял по окрестностям, а затем, перевалив горы, выехал на тракт Урга — Кяхта. На шестой день он достиг границы. Поднимаясь по склону сопки, увидел китайский пограничный пост. Чойбалсан повернул коня и поскакал на запад.

С тех пор его след затерялся. Никто не знал, удалось Чойбалсану перейти границу или нет. Каждый день Сухэ-Батор ждал телеграммы, но весть от Чойбалсана не приходила.

Но, несмотря на тревогу, завладевшую кружковцами, Сухэ-Батор верил в успех предприятия. Он хорошо понимал, что объединение кружков лишь начало большого дела. Объединенный кружок — это, по сути, ядро и основа будущей партии. Когда революционная организация станет массовой, когда в нее будут вовлечены араты, тогда ее с полным правом можно назвать Народной партией. Вот почему он сразу же направил кружковцев в народ. Каждый обязан завербовать не менее десяти человек.

Нельзя было упускать и другую сторону этого важного вопроса. Ненависть к оккупантам назревала и в верхах. Да, Сюй никогда не был дипломатом. Если вначале он старался все же заигрывать с богдо-гэгэном и его приближенными, то теперь почувствовал себя полновластным хозяином. С богдо-гэгэном он совершенно перестал считаться. Он ограничил даже свободу богослужений. Богдо обязан был каждый раз испрашивать разрешения помолиться своим богам. Поговаривали, что Сюй не без успеха ухаживает за женой «солнечно-светлого» — Цаган-Дари. Гамины грабили не только аратов, но и князей, совершали набеги на их белые шестистенные юрты. Китайские ростовщики предъявили счет населению Кобдоского округа на пятьдесят пять тысяч верблюдов, семьдесят пять тысяч лошадей, четыреста тысяч голов крупного рогатого и пятьсот тысяч мелкого скота. По такому баснословному счету Кобдоский округ не мог уплатить и через десять лет, так как там насчитывалось всего сто тридцать тысяч лошадей и тридцать пять тысяч верблюдов. Всем аймакам и хошунам были предъявлены подобные счета. По всей Монголии начался открытый грабеж под видом взыскания старых долгов, процентов и возмещения «убытков». Хошуны были разорены, не так давно владетельные князья стали нищими и обивали пороги дворца богдо, моля о защите от «туфэев», то есть разбойников.

— Нужно послать в Пекин делегацию от благодарного народа Внешней Монголии для выражения чувств преданности Срединной республике, — посоветовал Чжалханцза хутухта. — Может быть, сердца жестоких смягчатся…

Богдо только покривился:

— Злые мангусы завладели страной. Мы разорены. С одной стороны — безбожная Россия, с другой — Сюй, ничтожный червь в нашем сердце. Довелось мне слышать о некоем Сухэ-Баторе, который собрал вокруг себя недовольных. Что замышляют эти люди?

— Сухэ-Батор — верный слуга «многими возведенного», достойный человек, — отвечал Чжалханцза. — Он молод. Ему всего двадцать семь лет, но он уже успел отличиться, защищая ханский престол от бандита Бабужаба. Он объединил всех, кто ропщет, и пользуется у них огромным уважением. Ваш преданный ученик лама Бодо близко знаком с Сухэ-Батором и склоняется к нему. Много достойных людей, лам и князей, таких, как да-лама Пунцук-Дорджи, смотрят на него с надеждой. Он преисполнен решимости бороться за веру и автономию, за то, чтобы вернуть «многими возведенному» утраченную власть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное