Сухие бессмертники. Боевик

Гулко охнула пробка из натурального пробкового дуба. Повеяло терпкой сладостью разгоряченного солнцем винограда. Полина зажмурилась и осторожно потянула носом. Пресвятая мать Орина! Какое блаженство.

Каравайникова набулькала чуток в большую хрустальную рюмку, полюбовалась игрой вина и света, и мелкими вкрадчивыми глоточками стала отпивать из рюмки багровое густое вино. Господи, какое блаженство, какое вдохновение. Истинное наслаждение дарами благодатной южной земли.

"Старо, скажет обыватель, подражание камикадзе? – Задиристо обрушилась Полина на своих воображаемых критиков. – Ну, так и обыватель в своей местечковой философии – не оригинален. Премудрый пескарь еще когда предостерег своих сограждан от героических поступков. Но на Руси отважные люди так и не перевелись. Я пью за отважных, кому честь важнее всего на свете".

Полина чокнулась с темно-зеленой, прямо-таки изумрудной бутылкой и покосилась краем глаза в зеркало серванта. Она была хороша необыкновенно. На бледном, обострившемся лице загоралась заря девического румянца. Как она была хороша в своем безрассудстве.

По спине пробежала волна горячей дрожи. Пробежала и рассыпалась где-то в затылке. Вино удалило в голову. Отражение в зеркале чуть качнулось.

"Вот вам, пожалуйста, и землетрясение началось", – ахнула Полина. – Боже, как мне хорошо. И почему я раньше не вспомнила о кагоре. У меня же его целая бутылка. Страдаю, страдаю, а исцеление вот оно, рядом".

Полина налила себе еще, побольше и села в кресло.

– И эта дура, еще вчера мумукала о самоубийстве! – С вызовом бросила Полина своему отражению в зеркале. – Не выйдет, господа!

Увы, вино второй рюмки оказалось попроще и покрепче. Полина выпила его с трудом и… протрезвела.

Выключив нудный "ящик", Полина полюбовалась флаконом нового французского крема Синержи. Купила она его сегодня, мимоходом. А свежих булочек захватить забыла. А ведь сделала порядочный крюк, чтобы попасть в хороший парфюмерный магазин.

Старательно прочитала, а идеальная память запомнила навечно инструкцию по применению этого модного крема от морщин. Сделала ночную маску, и пошла в ванную, обмыть перед сном ноги и груди.

Последнее время она вынуждена была уделять своим грудям повышенное внимание. Они всегда были нежно-розовые, как молочные поросятки, по определению Клариссы. Еще тугие и хорошего размера, такие всегда благополучные, теперь груди выглядели жалкими. Они распухли. Правда, их не били, умышленно не терзали, но что толку. Одиннадцать засосов, шесть со следами зубов, наиболее зримо выражали меру пережитых ею унижений.