Сулла

Так ушел из этого мира любимец богов Луций Корнелий Сулла Феликс. Когда погибли Гракхи, народ посвящал им первины плодов и совершал жертвоприношения там, где их убили. А вот покойный диктатор такой чести не удостоился — хотя он и вернул знати власть, ей было не по себе от его своеволия, а народу и вовсе не за что было его благодарить. Едва ли не сразу после смерти Суллы вспыхнуло восстание против его ветеранов в Фезулах, а посланный усмирить их Лепид сам взбунтовался против сената, обещая вернуть земли тем, у кого их отобрали в ходе недавних конфискаций. Катул и Помпеи подавили движение, а многие из уцелевших инсургентов ушли в Испанию к Серторию. Метелл Пий, несмотря на достигнутые успехи, не мог в одиночку справиться с ним, и на Пиренейский полуостров отбыл Помпеи, которому вручили проконсульские полномочия. Серторианское восстание было подавлено, а его вождь убит собственными приближенными, с которыми вскоре расправились легионы сената.

Несмотря на разгром разного рода мятежников, созданный Суллой порядок просуществовал недолго. Слишком уж откровенно выражал он интересы лишь одного и притом узкого слоя римского общества, утверждая его господство над другими.[1444]

Вскоре после смерти диктатора вновь начали вводить хлебные дотации для римского простонародья. Плебейским трибунам опять разрешили занимать другие магистратуры. Получили амнистию уцелевшие участники восстаний Лепида и Сертория. А когда в 70 году консулами стали Помпеи и Красе, оба видные сулланцы, от сулланской «конституции» осталось и вовсе немного: всадникам вновь передали коллегии присяжных, а кроме того, была фактически восстановлена цензура, причем при первом же цензе из сената удалили 64 человека — видимо, низкородных сторонников Суллы.[1445]

Правда, меры против проскриптов и их детей остались в силе, и только Цезарь впоследствии вернул им права, но и без этого сулланская система была уже непоправимо подорвана. «Новые люди» вновь получили доступ к консулату, плебейские трибуны все больше напоминали о себе, а удачливые полководцы подумывали о том, как повторить путь Суллы. Как известно, Цезарю это удалось. Он не стал устраивать проскрипции, но и власти не сложил. Однако когда покоритель Галлии пал от рук заговорщиков, его преемники показали, что опыт проскрипций не забыт. Тень Суллы продолжала нависать над Римом. И лишь когда закончились гражданские войны, утихли страсти и ушли из жизни те, кто еще помнил всесильного диктатора, его образ стал своего рода экспонатом в музее римской истории — одним из самых знаменитых.

Заключение

Перед нами прошла жизнь одного из ярчайших персонажей римской истории — Луция Корнелия Суллы. Он мог быть доволен ею. И дело не только в том, что на его долю выпали два консулата, диктатура, триумф. Этим могли похвастаться многие герои Рима. Главное, что ему, вопервых, удалось вывести свою фамилию из второразрядных в самые знаменитые. Вовторых, Сулла стал вершителем судеб отечества, о чем не могли мечтать даже самые знатные и удачливые из его сограждан. Втретьих, он жестоко отомстил врагам и наградил друзей. Последнее было начертано на его гробнице на Марсовом поле.

Однако странным образом (а может, отнюдь и не странным) Сулла не упомянул в своей эпитафии о том, что он сделал для блага отечества, для сограждан. В томто и дело, что их судьба, повидимому, не оченьто его интересовала. Главным событием, с которым оказалось навсегда связано имя Суллы, стали не победы над Митридатом или административные реформы, а проскрипции. И хотя его современные апологеты утверждают, что неверно рассматривать деятельность Суллы через призму проскрипций,[1446] это справедливо лишь отчасти. Произвол и жестокость сопровождали почти все важнейшие его акции. То же, конечно, можно сказать и о многих других римских (и не только римских) полководцах и политиках, но ни с чьим именем в эпоху Римской республики историческая память не связывает террор столь прочно.