Читаем Сулла полностью

Саллюстий, наш главный источник по этой теме, все объясняет необузданным властолюбием нумидийского царя и его коварством, с одной стороны, и продажностью римской верхушки — с другой. Когда Югурта воевал под Нуманцией, циничные юнцы-нобили якобы подговаривали его действовать смелее и становиться царем всей Нумидии в обход остальных родственников, а если в Риме кто проявит недовольство, таких можно подкупить (Югуртинская война. 8.1). Именно так, согласно Саллюстию, Югурта и поступил, убив братьев и подкупив сенаторов, а также главу сенатской комиссии Опимия. Поэтому тот произвел раздел Нумидии будто бы в его пользу (13. 7–8; 15–16, 20.1). Именно из-за царских денег Луций Бестия и Марк Скавр пошли на позорный мир с врагом (29. 1–6). Подчиненные Бестии за взятки вернули Югурте его слонов и перебежчиков (32. 3–4). Не исключает Саллюстий мздоимства и со стороны Спурия Постумия (36.3). Подкуп центуриона и целых подразделений вспомогательных войск помогает царю разгромить Авла Постумия (38.6).

Итак, выходит, подкуп — «страшное оружие Югурты».[180]

Но так ли это на самом деле? Что получил за свои деньги властитель Нумидии? Казалось бы, странный вопрос — все то, что перечислено выше. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что Саллюстий, желая показать честолюбие и коварство царя и продажность римской верхушки, ретуширует, а то и просто искажает события. В частности, раздел Нумидии был проведен отнюдь не в пользу Югурты — ему достались территории пусть и большие, но куда менее освоенные, чем Адгербалу. К тому же последний, имея общую границу с римской провинцией Африка, имел возможность получить оттуда помощь.[181]

Чтобы сбить читателя с толку, Саллюстий пишет (16.5), будто владения Адгербала имели лишь внешние преимущества (specie quam usu), а Югурте достались территории с большим числом возделанной земли и более многочисленным населением (agro virisque opulentior).[182]

Удивительно, что такое решился утверждать человек, назначенный в 46 году наместником Нумидии и потому неплохо знавший ее — на самом деле все обстояло иначе.[183] Не только городская жизнь, но и сельское хозяйство в прилегавших к бывшим владениям Карфагена областях Восточной Нумидии были развиты куда лучше, чем в Западной.[184]
Конечно, на землях Югурты жили лучшие воины, что доказывается его последующей победой над кузеном.[185] Но, владея богатой Восточной Нумидией, он мог просто перекупить воинов Адгербала — особенно если следовать образу мастера коррупции, нарисованного Саллюстием. К тому же, если бы Адгербалу дали западную часть Нумидии, он оказался бы зажат между владениями Югурты и его тестя, мавретанского царя Бокха, без возможности напрямую получить помощь из римской Африки.

Не удалось Югурте подкупить и два последующих посольства — он просто проигнорировал их требования. Кстати сказать, Саллюстий твердит о продажности Марка Скавра, возглавлявшего последнюю из миссий (15.5; 28.4; 29.2). Но все же он не пишет, будто ему дали взятку, когда он приезжал к Югурте во время войны с Адгербалом, — это должен понять сам читатель.[186]

Как гласит латинская поговорка, sapienti sat, умному достаточно. Что же дал подкуп посольства Скавра, на который намекает Саллюстий? Ничего. Все равно царю объявили войну и потребовали от него полной и безоговорочной капитуляции.

Но ведь как долго церемонились с агрессором! Отправляли к нему целых три посольства, отдали ему половину царства, хоть и не лучшую (могли бы вообще ничего не давать), а потом еще дважды пытались уговорить — прямо мюнхенский сговор какой-то! А когда, наконец, начали воевать, предпочли быстро заключить позорный мир. Неужели не обошлось без взяток? Особенно легко в это поверить современному читателю, постоянно узнающему из телепередач и газет о скандалах «наверху».

Так-то оно так, но следует помнить, что мы в данном случае заложники главного источника — труда Саллюстия. Являлся ли в глазах сенаторов Югурта агрессором с самого начала? Трудно было поверить, что он один напал сразу на двух братьев. Саллюстий сам признает, что Гиемпсал презирал Югурту как бастарда (Югуртинская война. 11.3). Так почему бы сыновьям Миципсы не составить заговор против низкородного кузена?[187] Мы не знаем, существовал ли такой заговор, но важно, как мог преподнести события сам Югурта, и это выглядело бы правдоподобно. К тому же он напомнил о своих заслугах перед Римом в Нумантинской войне и о дружбе с самим Сципионом Эмилианом (15.1; 22.2). Да и вообще соседние с Римом царьки обычно имели там покровителей, которые защищали их интересы. Это было в порядке вещей, и лишь стараниями недругов действия патронов Югурты были представлены как измена.[188]

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное