Султан и его враги. Том 1

— Как я уже сказал, люди эти не всегда заслуживают подобного доверия, ваше высочество. На Хешаме лежит подозрение, что он виновен в смерти мушира.

— Ступай и объяви им всем, что это ложь. Хешам стоит выше подобного подозрения. Но они под предлогом этого подозрения взяли его у меня и заставили поплатиться жизнью за свою верность. Не говори мне ничего об этом слуге, верность его, без всякого сомнения, достойна подражания. В моих глазах он стоит в тысячу раз выше иного визиря или паши, который под личиной верности и преданности ловко умеет набивать свои карманы. Хешам же умер бедняком, он даже не брал от меня жалованья.

— Быть бескорыстным в мелочах не так уж трудно, — с многозначительной улыбкой заметил мушир, — он не брал жалованья, но, может быть, он другим способом умел вознаграждать себя.

— Ты потому это думаешь, что так поступает большинство в нашем государстве. Ты думаешь, что недуг этот так заразителен, что уже не найдется больше ни одного слуги, который бы не воровал и не обманывал, не наживался бы выжимаемым при всяком удобном случае бакшишем[23]. Так знай же, что невинно пострадавший сегодня Хешам был образцом бескорыстия, он достоин удивления, я хочу воздать ему единственную награду, какую могу дать ему теперь, после смерти, то есть добрую память и хвалу, что он был честным человеком. Одно это слово ставит его выше любого мушира, паши и визиря.

Чиосси менялся в лице от едва сдерживаемой им злобы при этих намеках.

— Нет ли у вашего высочества еще поручения для меня? — спросил он дрожащим голосом, едва владея собой. — Выслушивать похвалы слугам вовсе не входит в мои обязанности.

— Но для многих они достойны сочувствия. Мушир, я приказываю тебе, чтобы на его надгробном камне была сделана надпись: «Он был честный человек». Это лучше всякого саркофага. Еще вот что: у Хешама остались жена и малолетние дети, я желаю, чтобы они каждый месяц получали несколько сот пиастров из моей казны! Теперь ступай, я хочу спать. Прикажи новому слуге Мехмеду принести мне к ночи стакан шербета.

Чиосси поклонился.

— Приказания твои, светлейший принц, будут выполнены, — сказал он, — желаю вашему высочеству продолжительного и спокойного сна.

И, злобно сверкнув глазами, он вышел из комнаты. Последние слова его имели двоякий смысл: злобным тоном, с каким-то особенным ударением, он пожелал принцу продолжительного и спокойного сна…

Но Мурад и не подумал о таком смысле пожелания мушира; он едва ли даже слышал его слова, едва ли обратил на них внимание. Его одолевала усталость, он чувствовал сильный жар и нуждался в чем-нибудь прохладительном.

Но вот в комнату вошел новый слуга Мехмед с золотым подносом, на котором помещались хрустальный стакан со шербетом и золотое ведерко со льдом.

Он поставил поднос на низенький, круглый мраморный столик, стоявший возле постели, на которой спал принц. Вид прохладительного напитка был так заманчив для томимого жаждой Мурада, что он сейчас же с помощью золотой ложечки положил несколько кусочкоd льда в шербет, чтобы сделать его еще холоднее, освежительнее, и с жадностью стал пить вкусный напиток.

Сделав несколько глотков, он остановился, казалось, он попробовал на язык поднесенное ему питье и нашел, что оно имеет какой-то особенный, посторонний вкус.

Тут только Мурад вспомнил о новой прислуге и о необходимой предосторожности, которой он только что пренебрег. Горькая улыбка пробежала по его довольно полному, круглому лицу при мысли, что он не может безопасно выпить ни глотка. Принц в эту минуту позавидовал нищему! Теперь только чувствовал он всю безысходность своего положения, он не мог даже утолить жажды, не подвергаясь опасности вкусить при этом смерть.

Новый слуга уже ушел.

Мурад посмотрел на шербет, еще раз попробовал, вкус его был до того отвратителен, что принц с размаху отбросил от себя до половины выпитый им стакан. Он попал в большое стенное зеркало, и то со звоном разбилось вдребезги.

Прислуга услышала шум, но никто не рискнул войти в комнату.

Мурада еще больше томила жажда; чтобы утолить ее, не подвергая себя опасности, он взял в рот несколько кусочков льда, это освежило его, ему стало легче, тогда как после шербета внутренний жар, казалось, еще увеличился.

Проворно вскочив с постели, бросился он к окну, открыл его и жадно вдыхал пропитанный влагой ночной воздух.

Немного погодя принцу вдруг стало дурно, он зашатался. Им овладело сильное головокружение: тщетно пытался он добраться до стола, чтобы удержаться за него и позвонить. В изнеможении он упал на ковер.

Казалось, это было следствием питья.

И в самом деле, питье это имело такое сильное действие, что выпивший его никогда больше не просыпался.

Теперь только пожелание мушира обрело свой настоящий смысл! Конечно, продолжительный и спокойный сон наверняка предстоял тому, кто ложился спать после такого питья. Кто приготовил его? Кто поднес ему это угощение? Неужели недостаточно было одной человеческой жизни, уже уничтоженной?