Сумасшедший декабрь (СИ)

Сева ощупывает меня.

— Да не лапай ты меня. Все нормально, — откидываю его руки.

— Ты, пи*дец, отморозок, — уже выдыхая, ржет Сева. — Аптечка хоть есть?

— Не знаю. В багажнике посмотри.

Пока Сева ищет аптечку, у меня аншлаг и «минута славы». Авет жмет руку, кто-то хлопает по плечу, кто-то спрашивает, нужна ли мне скорая, какой-то чел сокрушается над разбитой тачкой. Девчонки визжат при виде крови. Зрелище, видимо, не для слабонервных. Моя белая толстовка забрызгана кровью. Все потихоньку рассасываются. От помощи отказываюсь.

Мне и так хорошо.

Просто заебись.

Я кайфанул.

— Идиот, — рядом со мной садится Сева, протягивая мне бинт, сложенный в несколько раз. Отмахиваюсь. Выхожу на улицу, загребаю ладонями снег, умываюсь. Прикладываю пригоршню к носу. Вроде не сломал, но дышать трудно. Отмываю руки от крови. Холод останавливает кровь. Почти экстаз. Сажусь назад за руль. Забираю у Севы вату, прикладываю к носу, чувствуя, как он начинает отекать.

Завожу двигатель, проверяя состояние тачки. Двигатель немного барахлит, но машина сдвигается с места, отъезжаю немного назад, торможу.

— Поменяемся. Сядешь за руль, — прошу друга.

Пока едем домой, Сева рассказывает, как наш заезд смотрелся со стороны и как заносило мою тачку.

— Я, мать твою, чуть инфаркт не получил. Что на тебя нашло? Нет, у меня только один вопрос: на хрена?

Вынимаю из бардачка бутылку текилы, сворачиваю крышку и глотаю «обезболивающее». Горло обжигает, закашливаюсь.

— Меня, Сева, переклинило на одной женщине. Нехреново так снесло башку напрочь.

— Так и знал, что все дело в бабе, — недовольно выдает друг.

— Она не баба! — рычу, сжимая бутылку, и тут же запиваю свой псих алкоголем. Пи*дец как крепко, дыхание спирает.

— Ого, — присвистывает Сева. — Это точно ты? Или головой сильно приложился? А как же: «ни одна баба не стоит того, чтобы растрачивать на нее свои чувства, время и энергию»?

Молчу, сжимая челюсть.

Да, еще недавно я так считал.

— Так кто эта девочка? Я ее знаю?

Отрицательно качаю головой.

— В чем проблема? Не дает? Никогда не поверю, что ты не можешь уломать девчонку.

— Она замужем, — выдыхаю я. Уломать — не проблема, проблема в том, как удержать…

— Настолько все серьёзно? Пи*дец.

— Не то слово. Давай машину в гараж, а там я такси возьму.

Домой приезжаю поздно. Все спят. Иду на кухню, чтобы взять лед. Нос ноет, фейс опух. Надо было в травмпункт заехать. Открываю холодильник, беру бутылку минералки, запиваю нарастающую головную боль, открываю морозилку, хватаю пакет со льдом.

— Максим, проголодался? — Оглядываюсь. Люба. В халате, заспанная. — О боже! — включает верхний свет. — Ой-ей, это что такое? Как так?! Максим… — причитает, рассматривая меня.

— Все нормально, без паники! — выставляю руки, тормозя ее.

— Кто тебя так?! — спрашивает она, хватаясь за сердце.

— Руки сломают — так меня уработать. Это я сам упал, — ухмыляюсь.

— Конечно. Упал, он! — уже недовольно качает головой. Опять куролесишь? Когда ты повзрослеешь? — отчитывает меня, а сама достаёт из шкафчика аптечку. — Смерти моей хочешь? Сядь! — строго указывает на стул. Слушаюсь, присаживаюсь. Женщина начинает колдовать над моим носом.

— Люб, все хорошо. Ничего страшного. Я никуда не влип, — усмехаюсь. — Хреново мне просто на душе, — пьяный язык развязывается.

— Что случилось?

— Влюбился. Насмерть. Но это игра в одну сторону.

— Ох, — вздыхает женщина. — Ты же хороший парень. Значит, неправильно действуешь, — наносит на мое опухшее лицо какую-то охлаждающую мазь.

— Да дело не в этом, я вообще не понимаю, как действовать. Она несвободна… и старше меня.

Про мужа и ребенка умалчиваю, Люба осудит.

— Будь мужчиной, докажи, что зрелый, и забери свое. Только если это серьёзно. Если нет, оставь и не трогай, — строго наказывает Люба.

— Заберу.

— Как заберёшь, познакомь нас. Хочу посмотреть на ту, которая тебя покорила. Может, серьёзнее станешь. Вырастешь, наконец. Не воспитал отец. Мать не успела, так хоть жена воспитает, — уже усмехается Люба.

— Познакомлю. Обязательно.

Глава 20

Максим

Просыпаюсь поздно. На часах уже полдень. Голова тяжёлая. Не могу поднять ее с кровати. Лежу какое-то время, пытаясь прийти в себя.

Мне сегодня двадцать пять.

Настроение…

А нет никакого настроения. Ничего не хочу. Беру с тумбы телефон, включаю. Начинают сыпаться сообщения. Поздравления от друзей. Всем отписываюсь стандартным «спасибо». Но настроение не поднимается. Мама всегда кормила меня своим тортом с утра. Нет, в детстве мне устраивали грандиозные праздники, с аниматорами, гостями и сладостями. Но все они как-то стерлись из памяти — наверное, потому что это был не мой праздник. Большинство приглашенных — нужные отцу люди, с которыми было принято играть в «дружбу». Мне запомнился только мамин торт с утра, с кремом из сгущёнки и ягодами. Сколько бы мне лет ни исполнялось, мама всегда приносила мне его с утра в кровать. Мне двадцать пять, и я, как ребенок, тоскую по матери и сестренке.

Поднимаюсь с кровати, иду в ванную. Заглядываю в зеркало…

Зрелище не для слабонервных.

Красавчик.

Синяки под глазами, нос распух.

Пи*дец.

Но по хрену.