Суматоха в Белом Доме

Такер и Марвин беседовали по три-четыре раза в день. Президент требовал чего-то реального, а Марвин отвечал, что атмосфера «обнадеживает», и так далее и тому подобное. Представители Объединенного комитета начальников штабов глядели мрачнее и мрачнее час от часу. На второй день, ближе к вечеру, президент позвонил Марвину из Чикаго после особенно неприятной демонстрации перед отелем. Его терпение истощалось.

– Почему, – спросил он, – вы не можете вытащить хотя бы нескольких заключенных?

Марвин ответил, что М'дуку рассматривает этот вопрос как «внутреннее дело», поэтому он не включил его в переговоры о военной базе.

И еще Марвин сказал президенту, что «М-энд-М» хочет возобновить соглашение о базе, но требует один миллиард долларов.

Президент вздрогнул.

– Полагаю, надо принять его предложение, – сказал Марвин. – И он хочет, чтобы объявили, будто бы он уступил нам три миллиарда.

Президент скрипнул зубами, но все же продолжил разговор:

– Наши права на землю, которая, кстати, была непригодна для пользования до нашего появления на острове, действительны еще пятьдесят лет.

– Командующий М'дуку считает иначе.

– А мне плевать, даже если ему мерещатся фиолетовые гиппопотамы. Я из шкуры вылезаю ради этого шута, но каждый раз, когда речь идет о какой-нибудь уступке с его стороны, он дает мне пинок под зад. Значит, так, Марвин, сейчас же передайте ему, что я в отвратительном настроении, в неоколониальном состоянии, и вы представить себе не можете, на что я сейчас способен и перестанет меня трахать.

Президент в самом деле вышел из себя. На шее у него вздулись жилы, прямо над вырезом пуленепробиваемого жилета, который он надел под рубашку. Теперь нам всем приходилось надевать такие жилеты, даже если предстояли небольшие приемы. Свой разговор с Марвином президент закончил сообщением, что его «виза» действительна еще двадцать четыре часа. В мемуарах Марвин пишет о «невыносимом» давлении на него во время переговоров, что и привело к неудаче.

На следующий день президент и Марвин говорили по телефону пять раз. И каждый раз у президента подскакивало давление. Он произносил слово «милый» с такими модуляциями в голосе, что я не на шутку пугался.

Последний звонок в Чикаго был в восьмом часу вечера. Нашел время!

– Пятьсот миллионов, – сообщил Мартин. – Он согласен на пятьсот миллионов. И мы можем заявлять всему миру, что сбили цену с четырех миллиардов.

Если бы «М-энд-М» был более «романтичным», по выражению Клэя Кланахана, имея дело с Томасом Такером, президент мог бы и согласиться. Но тут не было «искушения», здесь было то, что юристы называют «принуждением».

– Летите домой, Марвин, – вздохнул президент.

Через три часа мы были на пути в Вашингтон. Президент пил и не сводил взгляда с иллюминатора.

– Надо было сделать его госсекретарем, – проговорил он, наблюдая за свечением на краю крыла. – У него потрясающий талант лоббирования интересов тех стран, которые нас недолюбливают.

Где-то над Восточной Вирджинией президент получил сообщение о том, что наша военно-морская база на Бермудах вновь подверглась нападению.

31

Гнилой зуб

Жаркое оказалось не только подгоревшим.

Из дневника. 15 октября 1992 года

– Помните сцену из «Самого долгого дня», – спросил президент, – в которой два немца выглядывают из бункера и видят на горизонте сплошные корабли? Я бы сейчас не отказался такое продемонстрировать.

Адмирал Бойд, которому четырехлетние урезания бюджета не доставляли радость, ответил:

– Не думаю, чтобы у нас хватило кораблей закрыть горизонт.

– Тогда возьмите танкеры, ну, что хотите, только выкрасьте их в серый цвет. Я хочу, чтобы он в понедельник утром выглянул в окно и наделал в штаны.

Адмирал заметил, что из окна спальни М'дуку сможет увидеть корабли, только если их поместят на коралловый риф.

– Так выведите их так, чтобы они были видны из окон столовой.

Срочно сверились с фотографиями и обнаружили, что окна столовой выходят в сад. На это президент заявил, что надо обтрясти деревья и тогда листья не будут мешать обзору.

Мы находились в Штабной комнате. Шел пятый час утра, я совсем выбился из сил, но предстояло еще много работы. Фили был в воинственном настроении – сказалось время, проведенные с адмиралами и генералами, – и, подражая английскому полковнику, шагал по комнате с военным биноклем на шее. Он все время повторял:

– Американцам нравятся кризисы.

Наверное, это было нечто вроде мантры для соответствующих обстоятельств.

Всю ночь мы спорили, посылать или не посылать на Бермуды команду спасателей, чтобы вернуть в Вашингтон Марвина и незадачливых Кроматти с Баумом. Однако никак не могли прийти к согласию.

«М-энд-М» оспаривал наше заявление, что он взял их в заложники, на том якобы основании, что, пока перекрыта дорога к взлетной полосе (которую, кстати, перекрыли его войска), они будут его «почетными гостями» в Народном доме. Время от времени Седрик Паддингтон брал верх над Макопо М'дуку.