Сумерки мира

«Косуля, – безошибочно определил он. – Задняя часть и печенка… Интересно, чем это он на мясо брызгает?…»

Человек без одежды не был Перевертышем – Солли всегда чуял своих, это закладывалось в Изменчивых на уровне инстинктов, и промашка исключалась. Собственно, и у Ярроу глаз был наметанный… Но и к Девятикратным незнакомец не принадлежал – его мускулистые руки с удивительно тонкими, почти женскими запястьями были чистыми, без Браслетов Жизней.

«Варк…» – холодея, подумал Ярроу, и тут же отбросил эту мысль. День на дворе, до ночи далеко, бледностью человек у костра никак не страдал, да и тень отбрасывал исправно. Оставалось одно-единственное предположение.

Человек. Просто – человек. Из немногих оставшихся, тех, кто живет однажды и умирает навсегда.

Солли и Сигурд заметили, что испытывают к незнакомцу одинаковое чувство – слабый интерес (и как его, бедолагу, сюда занесло?!) и легкую жалость к существу, не способному ни встать на следующее утро после смерти, ни сменить облик в случае чего…

Этот человек был для них безопасен, беспомощен и бессмысленен. И даже не особо интересен – своих, более важных дел хватало. Пусть себе ест свое мясо и брызгает на него, чем хочет… У них разные дороги.

Человек у костра лениво почесался, зевая во весь рот, и сунул руку прямо в огонь. Спокойно оторвал чуть подгоревший кусок жаркого, ободрал корку, обнажая сочную, ароматную мякоть, и вгрызся в мясо, сопя и довольно чавкая. Рот Сигурда наполнился вязкой слюной, и, когда незнакомец не глядя зашвырнул в кусты обглоданную кость, Ярроу едва успел увернуться, неслышно выругавшись. Еще секунда – и схлопотал бы костью прямо по лбу…

Солли – будь он сейчас человеком – наверняка не удержался бы и прыснул от смеху. Но волк лишь оскалился, высунув розовый язык и продолжая следить за любителем жареного мяса, который теперь елозил босой ногой по песку в поисках чего-то, невидимого из кустов; а потом нога его резко распрямилась, и шишка оцарапала волчье ухо, пролетев через всю прогалину.

Сигурду ужасно не понравилась эта вторая случайность. Не понравилась – и все. Но человек перестал швыряться, разлегся на траве и похоже уснул. Днем. В лесу. И спалось ему неплохо. Крепко, как у себя дома.

Просто отлично спалось на сытый желудок.

Солли и Сигурд подождали еще немного, затем бесшумно отползли назад, и Изменчивый сменил облик. Они набрали коры Красного дерева и вернулись к пещере – готовить мазь.

О странном незнакомце они не говорили, словно его и не было вовсе. И Даймону не сказали ни слова… О чем тут говорить?

Горы большие, леса много, места всем хватит…

Срез памяти

Целлия. Исход Девятикратных

…Крохотный букетик цветов с бледно-голубыми, почти прозрачными лепестками, трогательно выгнутыми, подобно векам спящей юной женщины…

Белый, матовый мрамор плиты; бегущие во все стороны прожилки, словно вены свесившейся вниз руки с тонкими, длинными пальцами; и высеченные в камне слова, нагревшиеся за день…

«Лар Леда Согдийская, из рода Архонта Пеллия, 352 – 413 гг. До встречи, госпожа, – мы любили тебя…»

Кастор медленно встал на колени, коснувшись надгробья, легко-легко, как ветер, как дождь, как время; и пальцы, пробежав по отрезку эпитафии – «До встречи…», – вывели поверх него всего один-единственный знак, невидимый на камне…

«Прощай…»

Уже не внуки – правнуки с длинным хвостом приставок «пра» населяли Целлию, и все приграничье давно забытой границы на добрых три четверти состояло из Девятикратных, для которых имя покойной Леды Согдийской тонуло в глубинах прошлого и плохо увязывалось с живым, чернобородым, могучим бесом Кастором зу Целль, бессменным господином и правителем.

И мало кто замечал в каждодневных делах и заботах, что в спокойных, внимательных глазах Кастора с некоторых пор опять побежали знакомые паутинки тумана. Серый паук Вечности после долгого перерыва опять принялся за свою неспешную работу.

Каждую весну в этот день он приходил на Целлийское кладбище и долго сидел у могилы первой жены. Дома ждали дела, дела и нынешние жены – согласно обычаю и по зову плоти, – все они ждали и вполне могли подождать.

Она не могла. Потому что была первой.

…Легкое покашливание за спиной вывело беса из состояния задумчивости. Не вставая, он обернулся и увидел одного из сопровождающих, робко переминающегося с ноги на ногу. Высокий, смуглый воин с профилем племен Бану и голубыми глазами согдийцев смущенно ждал, теребя полу набивного кафтана и поминутно поправляя плоский шлем с назатыльником.

Кастор помнил его еще ребенком, увлеченно размахивающим деревянным мечом, и детская преданность во взглядах потомков, слуг и учеников в последнее время тяготила беса, опутывая липкими водорослями скуки и отрешенности.

– Что там у тебя, Гударзи?

– Люди, Отец. Незнакомые, чужие люди… тебя просят. Говорят, что из города…

Гударзи один ходил в леса Муаз-Тая, он уже пятый год был наставником в школе Скользящих в сумерках, но с Кастором воин говорил коротко, отрывисто, тщательно подбирая слова. Все приказа ожидал…