Сумерки в полдень

— Еще один осколок бывшей России. Анна Лисицына, столбовая дворянка и моя дальняя родственница. Раньше встречались и даже бывали друг у друга, пока она не связалась с немцами. Часто навещает германское посольство, говорят, была своим человеком в доме Риббентропа и сожительствовала с его советником. Теперь сошлась с Троттером, советником посольства по должности, тайным полицейским по занятию и личным агентом Гиммлера по положению.

— А этот… с лошадиным лицом? Немец? Или тоже осколок?

— Нет, не немец и не осколок, — пренебрежительно проворчал Лугов-Аргус. — Шифровальщик американского посольства Дент. Влюбленный дурак, который, как сказала мне однажды Анна, может сделать для нее все, что она захочет.

Антон невольно перевел глаза на Анну Лисицыну: та двигалась между столиками, выискивая знакомых, американец следовал за ней, держась позади. Знакомые увядающей красавицы поднимались ей навстречу, разговаривали стоя, улыбались, она улыбалась им, ни разу не оглянувшись на своего спутника, ни с кем его и с ним никого не знакомя, словно тот был слугой или пажом.

Откуда-то из глубины бара появился Барнетт. Его лицо было красно, глаза блестели. Увидев Лугова-Аргуса и Фокса, он повернул к их столику, блаженно улыбаясь: выпившие благодушны.

— Алло, парни! — еще издали прокричал он. — Чем занимаетесь? Пьете? Разговариваете?

— Пьем и разговариваем, — ответил за всех Фокс. — Что нового, Дик?

— Много нового, — провозгласил Барнетт. — Просто гора новостей.

— Не томите, Дик, — попросил Лугов-Аргус. — Я видел, вы сидели там в углу с Мэйсоном, он знает все, что знают черчиллисты, а они многое знают.

— Ни черта они не знают, — с пьяной категоричностью объявил Барнетт. — Перед отлетом в Годесберг премьер советовался с Черчиллем, а после возвращения ни разу не пригласил к себе. Говорят, возмущен заявлением Уинстона, что раздел Чехословакии под англо-французским нажимом означает полную капитуляцию западных демократий перед нацистской угрозой.

— Тогда где же вы раздобыли вашу гору новостей?

Барнетт насмешливо посмотрел на Лугова-Аргуса: меня, мол, так легко не поймаешь.

— Это профессиональный секрет.

— Ну, тогда скажите, что за новости?

— Новости? — переспросил Барнетт, явно наслаждаясь тем, что заставил собратьев по перу заволноваться. Он прищурил глаза. — Новость номер один: наши и французы договорились о совместных действиях.

— Каких? — в один голос спросили Лугов-Аргус и Фокс.

— Политических, дипломатических и военных, — торжественно произнес Барнетт, словно он сам договорился об этом или заставил договориться других.

— И это все? — разочарованно произнес Фокс.

— Пока все.

— А что за этими политическими, дипломатическими и военными действиями скрывается? — спросил Лугов-Аргус.

— Это тоже секрет…

Лугов насмешливо фыркнул.

— А новость номер два?

— Высокопоставленный русский представитель прибыл в Лондон, чтобы вести переговоры с нашим правительством и французами.

— Это действительно новость! — воскликнул Лугов-Аргус, но тут же недоверчиво добавил: — Если только это действительно так.

Фокс направил вопросительный взгляд в лицо Антона.

— Это верно?

Антон смущенно опустил глаза. Он не хотел участвовать в обмане: вероятно, слух, родившийся после встречи Ковтуна с Гамеленом, достиг наконец лондонских кафе и баров. Но и опровергать его он не стал: Горемыкин считал слух полезным.

— Не знаю, — невнятно пробормотал он. — Не знаю.

— Я так и думал, что это выдумка, — уверенно объявил Лугов-Аргус. — Больше всего нынешнее правительство боялось и боится совместных действий с русскими. Оно хочет совместных действий с немцами. С немцами! С немцами против русских.

Лишауэр подмигнул Фоксу.

— Вот вам и весь Аргус. Немцы. Везде немцы и только немцы.

Лугов-Аргус сердито взглянул на Лишауэра, но ничего не сказал. Поднявшись из-за столика, он кивнул всем и, бросив короткое «пока», удалился в глубину кафе.

— Аргус весь тут, — повторил Лишауэр, провожая его насмешливым взглядом. — Весь…

— Но он же прав, — сказал Фокс. — Наше правительство хочет соглашения с немцами, даже не с немцами вообще — оно вовсе не жаловало Веймарскую республику, — а с нацистами, с Гитлером.

— Я всегда доказывал, что это правительство должно быть заменено раньше, чем разразится катастрофа, — сказал Барнетт, отходя от стола.

Фокса позвали к телефону, и Лишауэр тут же поднялся. Сухо сказав Антону, что рад был познакомиться, он пошел к выходу. Оставшись один, Антон оглянулся по сторонам. Люди, сидевшие за соседними столиками, увлеченно разговаривали, пили кофе, коньяк, вино, потягивая неторопливо, маленькими глотками, словно перед ними была целая вечность. Они не спешили, не волновались и не тревожились. То, что происходило где-то на востоке и юго-востоке Европы, их не касалось.

Вернулся Фокс.

— Мне только что сказали, — проговорил он, опускаясь в кресло, — что Гораций Вильсон, летавший в Берлин с письмом нашего премьера к Гитлеру, вернулся с пустыми руками.

Они посидели немного в молчании, потом Фокс заказал еще по одному джину с тоником, и, пока официант ходил за напитками, Антон спросил, зачем Фокс хотел его видеть.