— Я понимаю и разделяю ваше возмущение, Энтони, — проговорил он. — И могу только сказать, что наши поклонники Гитлера просчитались. Гитлеру все же сделано публичное предупреждение, и ему теперь придется отступать на глазах у всех.
— Какое предупреждение?
— Наше правительство опубликовало заявление о готовности действовать вместе с Советским Союзом в поддержку Франции, если та придет на помощь Чехословакии, а ваше правительство, как телеграфирует наш посол из Москвы, объявило, что приветствует долгожданное изменение позиции западных держав и выражает готовность к тесному сотрудничеству с Францией и Англией.
— Наше правительство объявило об этом? — удивленно переспросил Антон.
Он не знал этого, хотя тут же вспомнил, что Курнацкий, хвастаясь перед Еленой, сказал, что послал срочную телеграмму в Москву и посоветовал сделать какой-то шаг, который свяжет Лондон и Париж крепче, чем смирительная рубашка связывает сумасшедшего. Видимо, заявление Советского правительства и было этим шагом.
— Если Лондон готов действовать вместе с Москвой и Парижем, а Москва вместе с Парижем и Лондоном, — обрадованно проговорил Антон, — то Гитлеру действительно придется либо отступать, либо считаться с войной на два фронта, чего так боятся его генералы.
— Да, это так, это так, — живо подтвердил Хэмпсон, согласно наклоняя голову, и, подняв глаза, обрадованно заулыбался.
Удивленный Антон оглянулся и тоже улыбнулся: к ним приближался Фил Бест.
— Могу я присесть к вашему столу? — спросил Бест, поздоровавшись с каждым за руку.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — пригласил Хэмпсон.
Бест сел и, посмотрев сначала на своего давнего приятеля, потом на Антона, весело спросил:
— В чем это вы так единодушны, что оба киваете головами в знак согласия?
— Единодушны в том, что наши страны готовы наконец действовать против Гитлера совместно, — немного торжественно произнес Хэмпсон и тут же добавил: — И с Францией, конечно.
Бест озадаченно покачал головой.
— Готовы действовать совместно? На основании чего же вы пришли к такому заключению?
— Оба правительства, английское и наше, — поспешил Антон на помощь Хэмпсону, — обнародовали заявления о готовности действовать в защиту Чехословакии совместно друг с другом и с Францией.
Бест потупил взгляд, либо избегая смотреть в взволнованное лицо Антона, либо задумываясь.
— Я не сомневаюсь в готовности вашего правительства действовать совместно с английским и французским правительствами, — сказал он после короткого молчания. — Но очень сомневаюсь, что они-то платят ему тем же.
— Узнаю Фила! — насмешливо воскликнул Хэмпсон. — Он и студентом утверждал, что не может быть ни примирения, ни сотрудничества между красной социалистической Россией и черной империалистической Британией.
Бест поморщился и, наклонившись, спросил:
— А знаете ли вы, что наше правительство запретило публиковать в печати и передавать по радио то самое заявление Советского правительства, в котором говорится о готовности действовать совместно с нами и французами?
— Не может быть!
— Да, дорогой мой русский друг, — сочувственно произнес Бест, положив пальцы на руку изумленного Антона. — Многим казалось, что в нынешней обстановке этого не может быть, но заявление в нашей печати не появилось.
— Вероятно, оно еще не дошло до газет, — предположил Хэмпсон.
— Дошло, дошло! — заверил Бест. — Это-то я знаю точно.
— Но кому и зачем потребовалось скрывать русское заявление от англичан? — удивился Хэмпсон. — Думаю, что все англичане были бы только рады узнать, что Россия с нами.
— Нетрудно догадаться, что скрыли те, кого готовность Москвы не обрадовала, а напугала, — заметил Бест.
— Если правительство запретило печати публиковать русское заявление, значит, оно само испугалось его, не так ли?
— Вероятно, так, Хью.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Хэмпсон. — Чем больше у нас союзников, тем смелее можем мы разговаривать с этим кровожадным истериком. Оставшись с ним один на один, мы можем рассчитывать лишь на его милость.
— А среди нашей верхушки больше таких, которые предпочитают гитлеровскую милость, нежели советскую помощь.
— Ты опять за свое, Фил.
— Но «мое» — это правда, Хью. Наша верхушка не давала и не даст в обиду Гитлера, как не давала и не даст в обиду Мосли и его чернорубашечников. Мосли — ее опора внутри Англии, Гитлер — ее надежда в Европе.
— Это примитивно, Фил!
— Но соответствует действительности, Хью!
— Даже в правительстве идет борьба, — не сдавался Хэмпсон, — и верх берут то поклонники Гитлера, то их противники.
— И в чем же взяли верх противники Гитлера?
— Как в чем? А заявление о совместных действиях с Францией и Советской Россией?
— Да, но, отказавшись опубликовать советское заявление, наше правительство показало не только Москве, но и Берлину, что не хочет и не будет действовать вместе с русскими.