Сумрак в конце туннеля (сборник)

   Сейчас, сидя в баре на Новослободской, отдыхая телом и душой, никто и не думал, что все могло кончиться как-то по-другому. Выпивка, красивые девушки, сигарета в зубах – что еще нужно для счастья?

  – Сегодня, дебоширим по полной, а завтра в путь. Игната нужно найти.

   Соскучившись, каждый, перебивая друг друга, пытаясь восполнить время разлуки, выкрикивал:

   – По моим сведениям он должен быть где-то на Кольце, – поведал Горыныч.

   – Небось, и не знает, что мы спаслись только благодаря его выходке, – хохотнул кто-то.

   …Вокруг возбужденный гул, а голова сталкера занята совсем другим.

   Хлопанье крыльев. Вот ведь настырная гадина! На пол, пытаясь увернуться. Поздно, слишком медленно. Резкая боль, спину обжигает огнем…

   Отрывистый звучный бас: «Отступаем!»… Схватили, понесли… Автоматные очереди снова и снова…

   Дверь. Зал… Догадка. Кажется, удалось высказать ее вслух?..

   – Говорю же, глаза бабочек лучше различают движущуюся цель, вот моль за пареньком и ломанулась! – донеслась сквозь захватившие меня в оспоминания чья-то здравая мысль.

   «Игнат! – ёкает в груди. – Куда ты?!»

   Толчок. Ряды кресел по бокам и проносящийся мимо рыже-бурый поток. Все как в тумане: туннель наружу, с полкилометра до Новослободской… Что же так трясет, будто нельзя аккуратнее ехать?!.

   Больничная палата, целых два месяца безделья, назойливые врачи, бесконечные лекарства и процедуры…

   Смог ли парнишка добежать до спасительного метро? Жив ли? Если да, то как он там? Искать его надо, а я тут бока проминаю…

   Влад сам не заметил, как гул стих. Остались только обеспокоенные взгляды парней.

   – Чего нахмурился? Да все в порядке с твоим другом!

   – Струхнул малец, с кем не бывает?

   Подытожил как всегда рассудительный и несуетной Горыныч:

   – Да узнавал я, до станции он добрался. А значит, все обязательно будет хорошо.

  ;  Влад улыбнулся в ответ, вновь окунаясь в веселый гам, звон кружек и подтрунивание друзей…

  I. VIENES QUEMANDO LA BRISA…

   – Ну что, поп. Отжил ты свое, – лицо седеющего громилы искривилось в недоброй ухмылке. – Ты уж прости нас грешных, служба такая. Помолись там за нас, что ли?

   Два других подельника, вооруженные «калашами», переглянулись и отрывисто заржали.

   Отец Арсений, с перемотанными проволокой руками, лежа на жесткой, утыканной мелкими камнями земле, тяжело дышал. Необычайно горячий ветер обжигал его изможденное лицо. Он знал, что пришел конец. Священник больше не вырывался и не вопил, глаза его мертвенно вперились в одну точку, а из пересохшего горла то и дело вырывался чуть слышный хрип. Он понимал: погибель близка и печальная судьба его неотвратима. Скоро, очень скоро над Муравьиным холмом взойдет немилосердное солнце и опалит скорбную землю безжалостными лучами. Но восход не принесет смерти, ибо все те, кто выжил в этих местах, давно уже приспособились к угнетающему излучению бессердечного светила. Нет, не с небес придет погибель, но из-под земли. Огромные, размером с человеческую ладонь огненно-рыжие муравьи с рассветом повылазят из своих нор и начнут медленно пожирать его, отца Арсения, вероотступника и еретика, посмевшего пойти наперекор Божественному Совету и самому Верховному вождю Десяти Деревень Аркадию Верхоянскому, именуемому Одином.

   – Э, поп, – седеющий здоровяк пнул отца Арсения громадным «берцем» в бок, – ты, случаем, не сдох?

   – Нет, жив пока, голубчик, – отозвался чернобородый крепыш в запыленном камуфляже, – хрипит. Надо бы его в чувство привести слегка, а то неинтересно будет умирать…

   – Так ты и приведи, – хохотнул лысеющий весельчак, – ты ж у нас в морге до Катастрофы раб отал.

   Крепыш не обратил никакого внимания на выпад своего товарища по оружию. Он подошел к жертве, плеснул ей в лицо воды из фляги.

   – Интересно, а кем был наш святоша в той жизни? – тихо проговорил бородач…

   Вопрос звучал исключительно риторически: любому из трех мучителей было абсолютно все равно, кем являлся поп-неудачник до Апокалипсиса. Сам же отец Арсений не хотел, да и, пожалуй, не мог в таком плачевном состоянии вести задушевные беседы со своими смертельными врагами. Но где-то в глубине сознания этот вопрос тронул гигантские пласты памяти, и вся жизнь Арсена Колеева пронеслась перед глазами.

   Кем он был в той жизни? Никем! Ничем и никем. Бесхребетным и нищим лузером, от которого ушла жена, который потерял работу, над которым смеялись товарищи. Прожив половину жизни, в свои тридцать пять Арсен не видел для себя будущего…