Суперклей для разбитого сердца

– Ну да, за тем дубом не один топор, а целую скобяную лавку спрятать можно было, – поддакнула я.

Зяма посмотрел на меня, как обиженный мальчик.

– Ладно, Зямка, не горюй! – смягчившись, сказала я. – Голова твоя до свадьбы заживет, а по поводу списка ты не беспокойся, я что-нибудь придумаю. В крайнем случае, еще раз съезжу к добрым теткам на музфабрику, общими усилиями восстановим утраченную информацию.

– Ты только не говори им, что я в больнице лежу! – встрепенулся Зяма.

– Почему это?

– Ой, знаю я добрых теток! – скривился братец.

Ничуть не сомневаясь в том, что ловелас Зяма к тридцати двум годам узнал множество разных теток, как добрых, так и не очень, я молча ждала продолжения.

– Через полчаса после твоего ухода они прибегут сюда, чтобы засыпать меня соболезнованиями, цветами и апельсинами! – предсказал он.

– Цветами и венками тебя засыплют, если я не найду «Хельгу»! – сочла нужным напомнить я. – Раз уж ты сам вынужденно исключен из процесса, не мешай мне делать то, что я считаю нужным. Конечно же, я расскажу фабричным теткам о твоей трагической участи, иначе они не захотят мне помочь! Так что готовься давиться апельсинами! До завтра!

Я чмокнула братца в щечку, водрузила на его бледное чело булькающий пузырь и удалилась, расправив плечи так, словно на них не лежало бремя ответственности за судьбу непутевого братца. Впрочем, мне и самой несладко придется, если Пантюхин не получит свой шкаф в назначенный срок!

Кстати, а пантюхинцам-то впору обидеться: неизвестные злоумышленники нагло обошли их на повороте! И «Хельгу» утащили из-под носа, и Зяму уложить в больницу не дали, сами справились…

– Это надо обдумать! – сказала я себе. – Может, попытаться обратить пантюхинских орлов в союзники?

Обдумать мне надо было много чего, поэтому я влезла в маршрутку и поехала к себе на Бейкер-стрит. То есть домой.

– Индюшечка! – обрадовался папуля. – Как раз к обеду! Кушать будешь? Я калмыцкий супчик сварил, очень вкусный. А Зяма где? Вы вроде вместе уходили?

Засыпая меня вопросами, папуля споро накрывал на стол, гремел тарелками и кастрюльными крышками, резал хлеб и зелень, так что лица моего он не видел.

– Зяма? Зяма обедать не придет, – ответила я, старательно стирая с физиономии выражение тревоги и озабоченности.

– Ничего, я ему на ужин супчик подогрею, – сказал папуля.

– Ужинать он тоже не будет.

Я заранее, еще по дороге домой, придумала правдоподобную версию Зяминого затяжного отсутствия:

– Он с Ванькой Гориным за город уехал, на лошадях кататься. Обещал вернуться завтра к вечеру.

– Ну и ладно, – легко ответил папуля, и я порадовалась тому, как ловко соврала.

Если завтра братца не выпишут из больницы, я скажу, что лошадиное катанье затянулось еще на пару дней. Типа, умчал резвый мустанг нашего ковбоя далеко-далеко в прерии! А если выпишут – объясню Зямин бледный вид и повязку на голове падением с того же самого мустанга! Надо только Ваньку Горина предупредить о моем вранье, чтобы он ненароком меня не выдал, если будет разговаривать с мамулей.

Торопливо выхлебав вкусный супчик имени друзей степей калмыков, я уединилась в своей комнате, взяла телефон и позвонила Ваньке.

– Инка, ты опять?! – удивился лучший друг моего брата.

– Что – опять?

– Опять будешь ругаться?

– Когда это я с тобой ругалась? – пришла моя очередь удивляться.

– Дай на часы посмотрю… Да минут двадцать назад! – ответил Ваня.

– Горин, ты спятил? Двадцать минут назад я сидела у постели брата в городской клинической больнице! – забыв, что Ваня меня не видит, я энергично покрутила пальцем у виска.

– Ой, а что случилось?! – встревожился Горин.

– Да пустяки, дело житейское, – уклончиво ответила я. – Кирпич ему на голову упал, но не фатально, отделался сотрясением… То есть это Зяма отделался сотрясением, а судьба кирпича мне неведома. Я чего тебе звоню? Я хочу попросить тебя, чтобы ты…

Ванька не дал мне закончить фразу.

– А я хочу попросить тебя, чтобы ты мне не врала! – саркастическим тоном произнес он. – Кирпич Зяме на голову упал, ха! Как же, поверил я! Честно скажи, это Танька, да?

– Какая Танька?! – раздраженно гаркнула я. – Горин, это я, Инна!

– Это ты огрела Зяму теннисной ракеткой?! – искренне изумился Ваня. – М-да-а…

Судя по звуку, Горин озадаченно почесал в затылке, и его изумление чуток уменьшилось:

– Впрочем, чего еще от тебя можно ожидать, меня ведь ты тоже убить обещала…

Я разинула рот так, что последующим глубоким вдохом едва не втянула в себя телефонную трубку. Мне потребовалось с полминуты, чтобы вернуть дар членораздельной и нематерной русской речи, и еще пара минут ушла на выяснение недоразумения. Будь Горин не на другом конце телефонного провода, а в пределах досягаемости, я бы справилась гораздо быстрее: просто взяла бы его за шкирку и трясла, как щенка, вытряхивая информацию.