Суперклей для разбитого сердца

Толком подумать мне не дали: сотовый телефон в моей руке призывно завибрировал. Эта дрожь моментально передалась моим коленкам. Я упала в кресло и перебросила сотрясающийся телефон его законному хозяину.

– Алло! – сказал он, нажав кнопочку. – А, это вы? Звонок оборвался, наверное, какие-то проблемы со связью… Вы спрашиваете, что я решил насчет «Хельги»?

– Скажи, что еще немного подумаешь и перезвонишь! – шепнула я.

– Я еще подумаю и перезвоню вам! – заявил Денис. – Хорошо, хорошо, я буду иметь это в виду.

Он закончил разговор, выключил трубку и сказал мне:

– Утверждают, что более выгодной цены, чем они, никто за мою «Хельгу» не даст.

– «Твою «Хельгу»! – фыркнула я. – Да если бы у тебя была «Хельга»…

– То что? – заинтересовался Денис.

Я промолчала, и он, чтобы замять тему, воскликнул:

– Ой, я уже опаздываю!

Волоча за собой сыто жмурящегося сонного Барклая, Денис спешно ретировался к себе на восьмой этаж. Папуля очень тепло попрощался с гостями и даже помахал им вслед кухонным полотенчиком. Я ограничилась небрежным воздушным поцелуем: у меня решительно не было времени на сантименты. Надо было живенько закончить статейку для Михаила Брониславовича, отвезти ее в контору, забрать из больницы Зяму, препроводить его домой и до вечера попытаться найти какую-нибудь «Хельгу». Я надеялась, что бандиты, которым Денис твердо пообещал уступить по сходной цене несуществующую «Хельгу», успокоятся и перестанут конкурировать со мной за шкаф. Я уже поняла, что мое первоначальное предположение о том, что бандиты удовлетворились «Хельгой», похищенной у нас, оказалось ошибочным. Похоже, преступная компания сгребает под себя все «Хельги», встреченные ими на жизненном пути!

– Интересно, зачем же им столько шкафов? – озвучила я мучающий меня вопрос.

Может, это Пантюхин захотел открыть по стране сеть филиалов своего музея?

Я распечатала статейку для шефа и даже не стала ее перечитывать, чтобы не расстраиваться: заранее знала, что написала собачью чушь. Впрочем, возможно, что чушь собачья – это именно то, чего ждет от меня любимое начальство.

Я поместила бумажные листы с текстом в прозрачную папку, скатала ее в трубочку и перетянула резинкой. Переоделась, собрала сумку. На глаза мне снова попался блокнот со злосчастным списком. Две фамилии в нем уже были зачеркнуты, остались три: Хруменко, Сахаров и Хань. Хм, где-то слышала я фамилию Хруменко? Я немного подумала. А, верно, этих самых Хруменко упоминала Аглая Михайловна: вроде у них пожар случился, все сгорело, и проклятая «Хельга» тоже. Стало быть, Хруменко тоже можно вычеркнуть, без «Хельги» он мне решительно неинтересен.

Остаются: а) Сахаров и б) Хань. Что особенно приятно, у меня есть их телефоны.

– А и Б сидели на трубе, А упала, Б пропала… Кто остался на трубе? – процитировала я не забытый с детства стишок, набирая телефонный номер, записанный напротив фамилии Хань.

– А насчет трубы я вам, милочка, так скажу: ежели там только царапины или, скажем, мундштук закушен, то я вам, конечно, помогу, – сообщил надтреснутый старческий голос доброжелательно и непринужденно, словно продолжая долгий разговор. – А вот ежели вы ее помяли-погнули, то заранее ничего обещать не буду, тут сначала поглядеть надо. Может, выправлю, может, нет. Привозите, будем смотреть.

– А куда именно привозить? – я мгновенно ухватилась за приглашение.

– Пишите адресочек…

Разговорчивый дедуля чуть ли не по буквам, как слабоумной, продиктовал мне тот самый адрес, который уже имелся в моем блокноте. Я терпеливо выслушала многословные объяснения, каким общественным транспортом мне следует воспользоваться, и заверила старичка, что не замедлю с прибытием. О том, что никакой нуждающейся в починке трубы у меня вовсе нет, я говорить не стала. Помнится, у Зямы где-то валялся судейский свисток, чем не духовой инструмент? Прихвачу его для отвода глаз.

Я прошла в комнату брата и бесцеремонно пошарила в ящиках стола. Хорошенький серебристый свисток нашелся в куче мелкого барахла канцелярского назначения, к нему прилагалась красная тесемочка. Я повесила спортивно-музыкальный инструмент себе на шею. При ходьбе увесистый свисток раскачивался и чувствительно бил меня в диафрагму, поэтому я заправила его под майку.

– Индюша, деточка! Ты сделала пирсинг?! – испугался, увидев меня, папуля.

Я опустила глаза. Свисток под майкой бугрился так, словно я продела в пупок цыганскую серьгу из самоварного золота с булыжником. Чтобы успокоить папулю, я чуток задрала майку:

– Это просто свисток.

– Сейчас модно такое носить? – удивился папа.

– В основном в темное время суток, – ответила я. – Очень полезная вещь! Если понадобится, всегда можно свистнуть на помощь.

– Надо купить такой нашей маме, – постановил папуля.

– Хорошая мысль, – согласилась я.