Суперклей для разбитого сердца

И не успела я сообразить, что происходит, как вдруг оказалась в объятиях мужчины своей мечты! Правда, мечта эта почти успела развеяться, но мне все равно было приятно.

– Ва-аня! – я ахнула, впечатленная таким непосредственным проявлением чувства, и мечтательно зажмурилась.

А Горин подхватил меня на руки и… подбросил вверх!

Тщеславную мысль, будто меня качают, как героиню победоносной войны с бандитами, я отвергла сразу. Точнее, сразу после того, как почувствовала под собой что-то широкое, твердое и теплое, как больничная кушетка, нагретая телом предыдущего пациента. И еще услышала, как Зяма с Гориным в два голоса орут:

– Ногу, ногу перебрось! Да держись ты, сейчас свалишься!

Я послушно перебросила, удержалась и не свалилась, и только потом догадалась открыть глаза.

Мама! Мамочка!! Земля оказалась далеко внизу, и запрокинутые лица Зямы и Ваньки белели на уровне моих коленок.

– Фр-р! – сказала лошадь и тронулась.

– Держи спину прямо, а поводья крепко, – скороговоркой вымолвил Горин. – Если что, пинай ее ногами в бока, не стесняйся!

– Если что? – переспросила я, ткнувшись носом в жесткую лошадиную гриву.

По правде говоря, надавать пинков мне в этот момент хотелось вовсе не лошади!

– Дай ей волю, и она пойдет в свою конюшню! – прокричал мне в спину отставший Зяма.

Вот уж кто много понимает в привычках лошадей! Я фыркнула, моя кобыла фыркнула в ответ и ускорилась. В смятении я посмотрела на ремень, который Горин назвал поводьями. Как, он говорил, нужно их держать? Прямо? А прямо – это значит параллельно земле или перпендикулярно?

Разгоняющаяся лошадь раскачивалась, как застигнутый бурей челн, я плюнула на геометрию и обняла похолодевшими руками конскую шею так крепко, что Денис мог бы взревновать. Мельком с обидой подумала, что Денис не заслуживает особого расположения, потому что ничем мне не помог.

– Фа, фа! – приветственно и одобрительно посигналила мне фиолетовая «семерка».

Машина неторопливо двигалась в кильватере моего четвероногого транспорта. Из окошек мне подбадривающе улыбались Ванька и Зяма.

Со дна моей души поднялась темная туча злобы на мужиков, которые все самое трудное в жизни вынуждают делать женщин.

– Слезу с лошади – убью! – прошептала я.

– Надеюсь, в районе лошадиного стойла еще будут какие-то бандиты, – обеспокоенно сказал Зяма, совершенно правильно оценив выражение лица сестры.

– Надеешься, что еще будут бандиты? – непонятливо повторил Горин. – Это еще зачем?

– Чтобы Индюхе было кого убить, когда она слезет с лошади!

– Ясно, – Ванька хихикнул и бросил внимательный взгляд в зеркало заднего вида. – Слушай, а это не за нами гонятся?

Зяма тоже посмотрел в зеркальце. Увидел синюю иномарку, которая выскочила из-за поворота, как идущая по следу гончая, и сначала пролетела место ДТП с участием трактора и фургона, а потом резко затормозила, осадила назад, развернулась поперек шоссе и с места в карьер рванула по следам тракторных гусениц.

– Нет, не за нами! – успокоился Горин.

С крейсерской скоростью тридцать километров в час мини-караван из верховой лошади и легкового автомобиля сопровождения двигался в сторону города, близкие огни которого красиво загорались в сиреневом небе.

– Затормози на минутку! – смущенно попросил доктор Васильич, беспокойно ерзая в кресле.

– В кустики? – понимающе спросил водитель, останавливая машину.

Не ответив, Васильич распахнул дверцу и вывалился за борт «Скорой» в быстро сгустившуюся темноту, как в черную воду.

– Фонарик возьми! – водитель-санитар Трубкин перегнулся через сиденье и протянул доктору миниатюрный осветительный прибор.

– Не надо, так обойдусь, – застенчиво отказался Васильич.

– Может, и обойдешься, – хмыкнул Трубкин. – А все же советую тебе сначала посветить вокруг! Один мой приятель, царство ему небесное, вот так пописал впотьмах на оголенный электрический кабель…

Васильич молча взял фонарик, включил его и отошел. Через некоторое время луч фонарика хаотично заметался – должно быть, доктор потерял дорогу обратно.

– Мы здесь, – сообщил Трубкин.

И для лучшей ориентации товарища нажал на клаксон.

– А, е-мое! – послышалось из темноты.

Через пару секунд у открытой дверцы возник Васильич.

– Сема, вылезай! – предательски подрагивающим голосом сказал он Трубкину. – Я один не справлюсь!

– В каком это смысле? – удивился водитель.

– Тяжело мне будет! – нервно оглянувшись, пояснил доктор.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе облегчиться?! – недоверчиво спросил Трубкин, тоже начиная волноваться. – Васильич, ты чего? Ты же вроде нормальный мужик?

– Я вам, Трубкин, не мужик, я врач! – срывающимся голосом заявил доктор, переходя со свойского тона на официальный. – И как врач бригады «Скорой помощи» приказываю: выйдите из машины и помогите мне перенести больного!

– Что, опять?! – Трубкин схватился за голову.

Васильич дождался, пока он выберется из машины, направил на придорожные кусты приплясывающий луч фонарика, и в рассеянном желтом свете Трубкин увидел на обочине дороги два больших грязных сапога. Их расположение в пространстве однозначно говорило о том, что обладатель грубой обуви в буквальном смысле протянул ноги.