Суровые времена. Тьма

И, как вы думаете, что этот маленький паршивец сделал дальше? Не успели мы оглянуться, как он уже торговал свежевыпеченным хлебом по ценам, двадцатикратным сравнительно с доосадными.

В один прекрасный вечер я нашел на стене укромное, тихое местечко. По городу ходили свежие слухи о битве на севере, но разговор должен был пойти не о том. Я спросил Одноглазого:

— Что ты там говорил насчет причин не делиться с Могабой найденным зерном?

— Чего?

Выволочки по этому поводу он явно не ожидал.

— Ты был крайне настойчив. Насчет недопущения его в наши убежища.

Он, гордый собою, улыбнулся:

— И что же?

— Ты и сейчас думаешь так же?

— Еще бы.

— Тогда — зачем продаешь его людям хлеб, если у нас, предположительно, ни зернышка на муку нет?!

Он сдвинул брови. До него еще не дошло:

— Что значит «зачем»? Ради выгоды.

— Ты вправду думаешь, что Могаба настолько глуп, что не заметит? Думаешь — у него не возникнет вопросов?

— Ты слишком уж негибко смотришь на вещи.

— А ты — просто баран твердолобый, если и дальше станешь это продолжать. И черта с два я буду постоянно приглядывать за тобой и одергивать!

— Как знать. Порой мне кажется, что ты уже наполовину одержим.

— Что это значит?

— Да припадки эти. Во время припадка из твоих глаз словно бы кто-то другой смотрит. Будто чья-то чужая душа там, внутри.

— Никогда не замечал.

А мог ли?

— Будь у нас дельный некромант или духовидец, мы бы удивительнейшие вещи могли выяснить. У тебя братьев-близнецов, случаем, не было?

Вдоль спины пробежал холодок. Волосы на загривке встали дыбом. Ну да, я вправду иногда странно себя чувствую… Однако он всего-навсего старался сменить тему.

К нам присоединился Гоблин.

— Мурген, с этими южанами что-то происходит.

Неподалеку закаркала, словно залившись хохотом, ворона.

— Они не собираются организовать еще один такой штурм? — спросил я. — Я-то думал, Могаба все их закавыки свел на нет.

— Не могу подобраться, чтобы разглядеть подробнее. Могаба торчит на виду. Но, я думаю, битва таки была. И Тенекрутовы секреты, пожалуй, повыбиты. И пожалуй, друзья наши готовы приняться за нас.

— Охолони. Рано манатки собирать.

Одноглазый захихикал:

— Недомерок-то наш всегда так: еще яиц не наворовал, а уж цыплят считает!

— Забыл, о чем только что говорили?! — рыкнул я. — Насчет идиотских выходок? И ты еще над Гоблином смеешься?

Как же ему без этого — дело всей жизни, можно сказать…

— О чем это вы? — требовательно спросил Гоблин.

Тут появился дядюшка Дой, что и положило конец спорам. Вот двигается-то — и быстро, и бесшумно, лучше любой Теин.

— Глашатай велел передать тебе: южане с шанцевым инструментом вместо оружия собираются у южной стены.

— А что там такое?

С нашего насеста большую часть событий от нас заслонял изгиб стены, однако, судя по всему, на северной стороне тоже собирался большой отряд саперов.

— Рабов или пленных там не… А? А это еще что?

Это было солнечным зайцем, отраженным чем-то железным в холмах. Зайчик тут же мелькнул снова. Очевидно, меж холмов, не слишком-то скрываясь, двигались люди.

Тенекрутовым солдатам не было нужды красться. Я сказал Гоблину:

— Передай всем: с заката — полная боевая готовность.

Дядюшка Дой сощурился, глядя на холмы:

— Глаза твои хороши, Каменный Солдат.

— Знаешь что, настырный? Меня куда как лучше звать просто Мургеном.

Коренастый человек слегка улыбнулся:

— Как пожелаешь, Мурген. Я пришел от имени глашатая. Он просил передать тебе: наступают суровые времена. Просил приготовиться умом и сердцем.

— Суровые времена?

— Кончилась лафа, — захохотал Одноглазый. — Пришло время платить за то, что валяли дурака да жир нагуливали, пока райские гурии порхали вокруг.

— Когда снова замыслишь малость нажиться, вспомни об этом.

— Чего?

— Деньгами сыт не будешь.

— Вечно ты все настроение испортишь…

— Уж таков я есть. Скажи Сопатому: пусть сбегает в цитадель и скажет Зиндабу, что южане что-то замышляют.

Лишь с Зиндабом я мог говорить, не нажимая и не преодолевая желания взять его за глотку. И Могаба не сможет попенять, что его не информировали.

Что-то будет, если Тенекрут просто возьмет да уйдет, оставив нас самих разбираться друг с другом?

По-моему, с его стороны это было бы умнее всего.

45

Сопатый едва смог подняться наверх, а после еще пять минут сипел и отхаркивался, прежде чем смог говорить. Старикашка по возрасту никак не годился в солдаты. И так уже внуков, похоже, пережил. Однако, подобно всем нам, кроме Отряда, у него не было ничего. И умрет он под нашим знаменем с черепом. То есть под тем, что теперь заменяет нам знамя.

Сопатый у нас — явление аномальное. Обычно жизнь наемника тяжела и кратка; боль и страх лишь изредка перемежаются случайными и мимолетными удачами. Свихнулся бы от такой жизни, кабы не нерушимое товарищество. И в ротах, и в шайках помельче… Но то не Черный Отряд.

И Костоправ, и я положили уйму сил на поддержание нашего братства. Пожалуй, снова пришла нора возродить обычай Ворчуна — читать Анналы вслух, чтобы люди помнили: они — часть сообщества, что долговечнее многих королевств.

— Сопатый, ты уж лучше вздремни пару часиков.