Суррогат Героя. Том II

Те, кто поверхностно знает историю Одиссея, считают его возвышенным героем, который, в отличии от других Великих, добивался своего хитроумием, изворотливостью, умением говорить и неимоверной наглостью, а не силой. Те, кто копнул поглубже, для тех приходит понимание, что у героя Улисса была и другая сторона, с которой он предстает той ещё сволочью, мстительной мразью, для которой нет ничего святого. Но те, кто смог продраться и через этот слой, осознают, что Одиссей был в первую очередь человеком. Тем, кто никогда не желал примерять на себя роль Героя, и которого заставили встать на этот Путь. Основное отторжение к Улиссу ранее у меня было в том, что он мог подставить кого угодно, даже тех, кто сражался с ним плечо к плечу. Своих… Эта черта данного героя была для меня категорически неприемлема, и сама возможность того, что моя мораль изменится в таком ключе, стала для меня настоящей паранойей. Но это моё суждение было частично ошибочным. Единственными «своими» для Одиссея в Троянской войне были воины Итаки, и история показывает, что за них он сражался везде и всегда, не считаясь ни с какими жертвами со своей стороны. Любыми жертвами. Он отказался от бессмертия!![12], лишь бы вернуться домой и спасти свою команду! Все же остальные в том войске были не более чем вынужденными союзниками… Кроме тех, кого он считал своими друзьями и до Войны.

Улисс был вынужден сражаться на стороне ахейцев, его принудили к этому, напомнив о том договоре, который заключили цари Эллады на свадьбе Менелая и Елены. Того договора, который все считали пустой формальностью, ибо никому в голову не могло прийти, что кто-то настолько сойдет с ума, что решит похитить чужую жену! Нарушение слова царем в те времена автоматически делало Итаку врагом для всех остальных ахейцев. И даже Менелай, тот, кого Улисс мог бы назвать своим другом, без сомнений направил свой флот сперва на Итаку, и только стерев в порошок это небольшое царство, развернул бы свои галеры в сторону Трои.

Если вспомнить, то именно Одиссей сделал больше всех, чтобы война не состоялась. Уговорил Менелая вначале попробовать решить дело миром. Отправился с царем Спарты в посольство к Трое, надеясь образумить троянцев. И если бы не стрела Пандара, то может и не было бы той многолетней осады![13]

И даже когда война была неизбежна, Улисс пытался избежать своего в ней участия, притворился обычным пахарем, как мог избегал встречи с посольством ахейцев. Но был раскрыт и по сути принужден воевать. Были ли для человека Улисса те, кто сражался рядом с ним, «своими»? Если верны те речи, которые говорил Одиссей, то скрытое издевательство, которым сочится каждое слово царя Итаки в отношении остальных ахейцев, то нет, не считал он их «своими». Не считал…

Да, можно много спорить о гранях морали в тех или иных поступках Улисса, но тех, кого он сам считал близкими, тех Одиссей не предавал никогда. Но, даже это пришедшее после Похода понимание не делает Улисса душкой и образцом для подражания в моих глазах. Все же я достаточно трезво мыслю, чтобы понимать: моральные установки царя Итаки во многом расходятся с моими. Причем вопрос больше не в том, что он был, к примеру, мстительным, я также не люблю забывать нанесенные обиды, а в том, что Одиссей понимал под обидами и главное он не знал меры в своей мести. Вот эту грань, эту “свою меру” я и боюсь потерять.

Тут же вспомнился последний разговор с Йолом. Вот зачем я распустил руки? Да, открывшиеся грани личности капитана университетской команды, его высокомерие и нескрываемое презрение к тому, кто ему больше, по его мнению, не принесет пользы, безусловно раздражали. Но что мне стоило просто послать его, причем вежливо. Итог был бы тот же - разрыв с командой универа, но нет, потянуло меня доказать, что его мнение о том, что я ни на что не годный слабак, которого списали со счетов, в корне ошибочно. Тут главное не врать себе, не списывать тот поступок на влияние Лика, это мне лично хотелось... Да, ранее я всегда предпочитал решать конфликты миром, болтологией, но, возможно, дело в том, что мои физические кондиции и не позволяли прибегать к физическим воздействиям. Но то было раньше, сейчас мое мнение о конфликтах и их возможном разрешении во многом расширилось. И мой страх в том, что мне Утису было достаточно в том моменте просто поставить противника на колени, а вот Улисс… Он бы такое к себе отношение не простил, веди меня тогда Лик, все могло закончиться для Йола куда хуже, да и для меня были бы куда более весомые последствия. Не хочу из-за подобной или иной мелочи как-то раз вспыхнуть, отомстить кому-то за мелкую или надуманную обиду так, что в результате из-за последствий этой мести уже в свою очередь вся моя жизнь полетит под откос.

Да и само моё понимание такого понятия как “месть” во многом отличается от того, что понимали под этим словом ахейцы. Я считаю, что месть — это инструмент, необходимый для того, чтобы окружающие понимали: если делаете мне гадость, будьте готовы к последствиям. А вот месть ради мести, такого я не принимал никогда...