Суррогатный папа поневоле

– Нет! – одновременно со Смирновым покачала я головой, чем ввергла врача в очередной ступор. – Это не отец ребенка… – замявшись, вновь врала я с извиняющейся улыбкой, и вновь почувствовала на себе проницательный взгляд мужика в медицинском халате. Да ему только дознавателем работать!

– Но я близкий человек, так что можете рассказать, – воспользовавшись возникшей паузой, быстро сориентировался Смирнов, подходя ближе. – Что произошло?

– Пока ничего страшного, обычный обморок на фоне переутомления. Сегодня все обошлось, так как вахтер быстро среагировал, но в следующий раз может и не повезти. Потому беременной полный покой, избегать стрессов, не перетруждаться и в самое ближайшее время посетить ведущего беременность гинеколога, – отчитался доктор, которого, похоже, вся эта «Санта Барбара» достала. – На этом все, уходим, – кивнул он второму фельдшеру.

– Я провожу, – остановил мою попытку встать с дивана Павел и вышел в прихожую с врачами. Вернувшись, смотрел он на меня с большой укоризной и сдерживаемой злостью во взгляде. – «Привычная к переработкам», говоришь?

– Все в порядке. Ты же слышал врача, – поморщилась я, так как вину свою ощущала, но признавать ее вслух, разумеется, не могла. Я же сильная и независимая, как никак!

«Ага, сильная и независимая дура!» – мерзенько вторил мне мой внутренний голос, который решил меня сегодня извести, не иначе.

А, вообще, на самом деле, я сильно испугалась. Одно дело испытывать постоянную тошноту и изжогу, с которыми я уже свыклась, другое дело – бояться, что могу в любой момент упасть и навредить малышу! Эти мысли не давали покоя, приводя в настоящий ужас, потому вот уже минут пятнадцать только и делаю, что обнимаю свой живот, боясь, что малышу может грозить какая-то опасность, даже пока я лежала на диване, куда меня, несмотря на свою внешнюю тщедушность, поднял вахтер. Сильный дедушка…

– И вообще, как ты тут оказался? – за неимением других способов отвлечься от личных тараканов, я решила натравить их на другого. А что, я – как беременная женщина, имею полное право на истерику. Все беременные терроризируют отцов своих детей. Чем я хуже? Да, Смирнов правды не знает, потому буду истерить просто на правах беременной невротички.

– Я писал тебе в чате, даже звонил, но ты не отвечала. Тогда я решил завести тебе эти огурцы, о которых говорила. Подъезжаю к твоему дому, а тут «Скорая», я сразу испугался, что это к тебе. Охрана и твой вахтер запомнили меня с прошлых раз, когда я тебя подвозил, потому пропустили.

– Так просто пропустили? – удивилась я, помня, что Кравцова мне пришлось вводить в систему по паспорту, потому что его несколько месяцев с начала наших тесных отношений стопорили на входе.

Хотя, какая охрана, когда тут такие подробности! За меня переживали! И огурчики привезли. Интересно, а можно ли их есть с ананасами? И морковки. Хочу свежей морковки!

«Черт! У меня ни ананасов, ни морковки!»

– Ну, на охране, возможно, я немного и наорал на них, когда они до тебя не дозвонились и не хотели пропускать, – поморщился Паша, смущенно почесав затылок, но быстро перевел тему: – Сейчас речь о другом. Ты с малышом могла пострадать. Есть какие-то оправдания?! – наседал он, скроив суровое выражения на физиономии. Но суровость быстро сменилась смятением и испугом, когда мой подбородок самопроизвольно задрожал, а из глаз полились слезы пережитого испуга и обиды. – Ла-а-ан?

– Ты на меня кричи-и-ишь! – завыла я, шмыгая носом, а после ударилась в рев, поддавшись очередному скачку гормонов. – Почему ты на меня кричи-и-и-ишь? Мне сейчас и так плохо, еще и ты-ы-ы! Думаешь, я глупая? Думаешь, я не понимаю? А мне самой страшно-о-о!

– Не плачь! Пожалуйста, не плачь! – с видом, словно и сам сейчас заплачет, запричитал Паша, в секунду оказавшись рядом, и прижал к себе. То ли успокоить хотел, то ли заткнуть сирену в моем сопливом и одутловатом лице, но было приятно. И одеколоном не пахло совсем… – Я не хотел тебя огорчать, просто испугался за вас с малышом. Прости, – гладил он меня по волосам, как нерадивого ребенка.

Я вообще-то обычно не любила, когда со мной обращаются так снисходительно, особенно, когда волосы трогают, но сейчас противиться не хотелось. Вместо этого я всхлипывала на груди с черной водолазкой, которая пахла тонким ароматом кондиционера для белья. «Альпийский луг»?

Пока я принюхивалась и думала, нравится мне этот запах или нет, Паша вспомнил уловку, которую практиковала его сестра, и заманчивым тоном спросил, выкинув из моей головы вообще все мысли:

– Хочешь огурчик?

Ну, как все? Тревожные только. Для еды у меня теперь всегда оставалось время и внимание!

– А смальца нет? С чесночком? И хлебушком ржаным? – чувствуя, как во рту образуется небольшое озеро из слюней, взволнованно спросила я, отчаянно сглатывая. Просила я с такой надеждой во взоре, что замерший Павел протянул: