Сущность христианства

Бог есть любовь. Это положение есть высший принцип христианства. Но противоречие между верою и любовью содержится уже и в этом положении. Любовь есть только предикат, а Бог — субъект. Чем же является этот субъект в отличии от любви? Я должен по необходимости так вопрошать и делать это различие. Необходимость различия исчезает только тогда, когда утвердится обратное положение, гласящее: любовь есть Бог, любовь есть абсолютное существо. В положении; «Бог есть любовь» субъект является тьмою, в которой прячется вера; а предикат — светом, которым впервые освещается сам по себе темный субъект. В предикате я проявляю любовь, а в субъекте — веру. Любовь не наполняет всего моего духа; я оставляю еще место и для нелюбви, когда я мыслю Бога, как субъект в отличии от предиката. Поэтому я не могу не терять из виду или мысль о любви, или мысль о субъекте, и должен жертвовать то любовью ради личности Бога, то личностью Бога ради любви. История христианства достаточно подтверждает это противоречие. Католицизм с особенным воодушевлением превозносит любовь, как божество, так что у него в этой любви совершенно исчезала личность Бога. Но в тоже время в одной и той же душе он жертвовал любовью ради величия веры. Вера утверждается на самостоятельности Бога, а любовь уничтожает ее: «Бог есть любовь», это значит: Бог есть ничто сам по себе; кто любит, тот поступается своей эгоистичной самостоятельностью; он обращает то, что он любит, в неотемлемую сущность своего существования. Но когда я погружаюсь в глубину любви, во мне опять всплывает мысль о субъекте и нарушает гармонию божественной человеческой сущности, которую установила любовь. Выступает вера со своими притязаниями и оставляет на долю любви только то, что принадлежит вообще предикату в обыкновенном смысле. Она не позволяет любви свободно и самостоятельно развиваться; она делает себя сущностью, фундаментом, главным делом. Любовь веры есть только реторическая фигура, поэтическая фикция веры — вера в экстазе. Когда же вера начинает приходить в себя, тогда и от любви ничего не остается.

Это теоретическое противоречие необходимо должно было проявиться и практически. Необходимо; ибо любовь в христианстве омрачена верою, она не объемлется свободно и искренне.

Любовь, ограниченная верой, не есть настоящая любовь[196]. Любовь не знает закона вне себя самой; она божественна сама по себе; она не нуждается в благословении веры; она может утверждаться только на себе самой. Любовь, скованная верой, есть любовь узкая, ложная, противоречащая понятию любви, т. е. себе самой, любовь лицемерная, ибо она прячет в себе зародыш религиозной ненависти; она добра только до тех пор, пока не нарушается вера. В этом противоречии с собою она подпадает, чтоб сохранить вид любви, диавольским софизмам, к каким прибегал, например, Августин в своей апологии гонения на еретиков. Любовь, ограниченная верою, не находит для себя противоречий в тех деяниях, в которых нет любви и которые разрешает себе вера; она объясняет акты ненависти, совершающиеся из-за веры, как акты любви. И она по необходимости подпадает под действие этих противоречий, ибо противоречием представляется уже сама любовь, ограниченная верой. Мирясь с этим ограничением, она утрачивает свой собственный критерий и свою самостоятельность суждения; она в бессилии поддается внушениям веры.

Здесь мы опять находим пример тому, что многое, чего буквально в библии не находится, тем не менее по духу содержится в ней. Мы находим те же самые противоречия, какие видим у Августина и вообще в католицизме, но только здесь они более резко выражены и получили не вызывающее сомнения существование. Библия осуждает из-за веры, милует из-за любви. Но она знает только одну, основанную на вере, любовь. Следовательно, здесь мы имеем любовь проклинающую, ненадеждую любовь, которая не дает мне никакой гарантии, что она не превратится в ненависть, ибо если я не признаю символа веры, то я исключаюсь из области царства любви, делаюсь предметом проклятия и гнева Божия, ибо существование неверных оскорбляет Бога и является как бы сучком в его глазу. Христианская любовь не преодолела ада, ибо она не преодолела веры. Любовь сама по себе ни во что не верит, а вера ничего не любит. Но любовь является неверующей потому, что она не знает ничего более божественного, чем она сама, потому что она верит только в самое себя, как в абсолютную истину.