Рыженькая секретарша, уронив голову на руки, сидела в директорском кресле. Ее худенькие плечики заметно вздрагивали, огненные, отливающие новехонькой медью волосы беспризорно рассыпались по черным подлокотникам и краю стоявшего тут же стола. «Ну и ну — Машка! Что она здесь делает? — удивился Дьяченко. — Рабочий день черт-те когда конч…» Он осекся, случайно переведя взгляд на часы, висевшие слева на стене, как раз напротив стола директора. Стрелки с привычным благодушием отмеряли новое время — 18.49. «Не может быть! — Валькины брови полезли вверх. — Выходит, меня не было меньше часа! Как же тогда…»
Машка мгновенно среагировала на его голос: слетев с кресла, кинулась ему на шею.
— Валечка-а-а!! — зарыдала, захлюпала носом, глотая слезы и звуки. Младший лейтенант, командовавший обыском, попытался было остановить ее:
— Гражданка, не положено!
Но Машка прямо послала его: — Да пошел ты!
А потом обратила к Дьяченко полные слез глаза: — Валечка, Ивана Степаныча убили! У-у-у, гады! На моих руках бедняжка умер!
— Да погоди, не реви! Что было-то? — испуганно озираясь, спросил Дьяченко.
— Откуда ж я знаю, Валечка! Что было!! А-а-а! Я ведь не видела, когда это с ним… А он сказал…
— Что он сказал?!
— Последние слова его: «Маша, где мой единорог?» А мне откуда знать? Искали, Валь, единорога! А он как сквозь землю провалился! Не знаешь, кто мог взять единорога? Валь, искали ведь единорога…
От горя секретаршу зациклило. Дьяченко, больше не смея взглянуть ей в глаза, нащупал в кармане изувеченный сувенир. «Бессмыслица какая-та. Не верю, чтобы из-за него убили Степаныча… Ну в чем, в чем его смысл?!» — тяжко вздохнув, Дьяченко быстро провел по глазам рукой, будто спеша избавиться от страшного наваждения. Убрал руку — а перед ним все те же заплаканные, цвета разбавленной марганцовки глаза. «Нет, кроме смысла жизни, искать что-нибудь другое — пустая трата времени», — решил Валька, поворачиваясь к выходу. Но в последний момент его остановил властный окрик:
— Гражданин, как я догадываюсь, вы лично знали покойного?
Дьяченко, не оборачиваясь, так и встал как вкопанный: голос явно не младшего лейтенанта. Точно не его. «В каком-то мире я его уже слышал», — попытался вспомнить Валька.