Сувенир от фрау Моники и побег за любовью

– Моему сыну уже три годика, – сказала Моника, посмотрела на Ивана и добавила, -так получилось, что рано замуж вышла, практически после школы.

Она примолкла, покрутила ручку:

– А у меня нет для тебя сувенира.

Иван показал на карман сарафана. Моника удивилась, сунула туда руку и достала трусики:

– Это не есть сувенир, это женская вещь, – и засмеялась.

– А для меня будет самый лучший сувенир.

– Ты так думаешь и хочешь это!? – спросила она с сомнением.

– Да, хочу и очень, как говорится, подарок на долгую память, если тебе не жалко с ними расставаться.

– Нет, не жалко, возьми, – и она, смеясь, отдала трусики Ивану.

Они были влажными, Иван подержал их, поднес к лицу и ощутил запах свежих огурцов и терпковатый пот Моники, а ещё что-то неуловимо женское, приятное и возбуждающее исходило от них. И тотчас всё снова в нём зашевелилось и желание вернулось. Но Иван сунул подарок в карман, затем, развернувшись, полез посмотреть, что делается снаружи.

Выглянул. Дождь еще шел, но уже не сильный, да и небо посветлело, уходила и гроза, лишь изредка громыхая в отдалении. Глянул на часы, прошёл почти час, как они здесь.

Протиснулась к выходу и Моника, осмотрелась, подождала немного и вылезла наружу. А перед этим, приложив палец к губам, тихо сказала:

– Сиди здесь, потом выйдешь.

Затем отряхнулась, осмотрела себя, поправила и одёрнула сарафан и под прикрытием копны быстро прошла к рощице, что начиналась за краем поля. Здесь зашла за дерево и, сняв трико, присела, мелькнув белым телом.

Через несколько секунд встала, и еще немного углубившись между деревьев, повернула вправо и прошла уже между деревьями в сторону прицепа, где, как Иван понял, и вышла из лесочка. Но этого он уже не мог видеть – та сторона закрывалась копной.

Проверив еще раз, не потеряли ли они здесь что-нибудь, Иван быстренько заделал место их лёжки и проход под копной и тоже покинул эту счастливую для него обитель, однако не сразу. Сначала, маскируясь, пролез по краю копны и уже с другого её боку и выкатился, отряхнулся и пошел к прицепу, только, с другой стороны. И вот тут он и узнал, а потом и увидел, что сделала гроза с их убежищем.

Верхушка копны была взлохмачена, а часть сена разбросана, а кое-где клевер и подгорел. Но самое интересное, что от жердины, торчавшей в центре, остались одни ошмётки, она была разорвана в клочья, которые и валялись вокруг стога.

Как рассказали те, кто видел, что же здесь случилось – голубой огненный шар с футбольный мяч опустился откуда-то сверху, завис над жердиной, а затем вытянулся, коснулся её и взорвался, превратив древесину в потемневшую щепу. Но часть голубого вещества, точно змея, вошла в остаток жердины и медленно исчезла, уйдя внутрь.

«Значит это она и раскалила древесину, и копну подняла вместе с нами», – подумал Иван, но говорить не стал. Ведь тогда надо было признаться, что он был в стоге и видел, как копна от удара подпрыгнула, засветилась внутри, а жердина нагрелась. А ещё и ток прошел по ним. Но он промолчал и на этом все выяснения с шаровой молнией закончились. Хотя, после всего этого Иван стал замечать за собой некоторые странности…

Ну, а когда дождь совсем прекратился, и выглянуло солнышко, а вода с поля ушла в песчаную почву, не оставив практически и следа, руководство кооператива решило оставшуюся картошку всё же собрать, чем женщины с ребятами и занялись.

Иван с Моникой, работая рядом, почти не разговаривали, но её присутствие он ощущал всем своим существом, даже казалось, что он чувствует и её дыхание. А те взгляды, что ловил на себе, были как прикосновения и точно гладили его.

Он прокручивал до бесконечности то, что еще несколько минут назад было реальностью. И в этом просмотре на Монике не было ни сарафана, ни трико – он видел ее нагую, такой, какой она была там: белые груди с коричневыми сосками смотрят в разные стороны, а треугольник темных волос внизу живота притягивает, как магнит.

А еще перед ним было лицо Моники, с закрытыми глазами, на котором отражались чувства, идущие изнутри и которые временами заставляли её вздрагивать, всхлипывать, а то и раскрытым ртом судорожно ловить воздух.

Помнил он и прикосновения её губ на своей груди и шее, и были они невероятно приятны. Всё это проходило перед Иваном, и было оно уже частью и его самого. А работа с ведрами, картошкой и суета вокруг – никак не мешали этим воспоминаниям.

Но вот грядки с вырытой картошкой закончились, женщины подобрали последние клубни и собрались стайкой на краю поля. К ним подтянулись и ребята, и стали прощаться: немки улыбались, смеялись и благодарили их за помощь.

Иван на секунду задержал ладошку Моники в своей руке, и теплая волна прошла по его телу. Но немка легонько освободилась и направила его руку в сторону своей напарницы.

Ребятам дали на дорогу бумажные пакеты, в которых было по паре пирожков и бутылочка лимонада. А перед тем, как сесть в машину, Иван отыскал взглядом Монику и слегка махнул рукой, а она чуть приметно кивнула, и улыбка осветила её лицо.

Господи, как же она была хороша и желанна, и как не хотелось уезжать…

Твоя морда только «мууу…» любить