Суверенитет духа

Победа над Наполеоном не военное событие, и даже не геополитическое, это культурно-историческое событие, победа более высокого духа над более низким. Могут возразить, что Пушкин писал о чем угодно, но не о Наполеоне и победе над французами, и дескать, для его творчества эта тема маргинальна… Нет, собственно, эта победа создала Пушкина, как такого. Известно, например, что Александра Сергеевича был брат Лев, который по общему признанию, был гораздо одареннее. Но дар брата не реализовался, потому что на его молодость не выпало великого исторического события, которое бы пронизывало и увлекало, делая неразделимыми собственную судьбу поэта и историческую судьбу России. Пушкин понимал, что победа была одержана благодаря народу и вопреки элите. Собственно, величие Пушкина в том и состоит, что он, воспитанный в деревне простыми русскими людьми понял, что там, в народе, источник роста и силы государства, его потенции, его духовной мощи, а «в свете» только мертвая форма. Он «лиру посвятил народу своему». И за это он и был убит светом. Именно убит, причем сознательно. Интрига против Пушкина ― не банальная ревность, а геополитический конфликт, если угодно, схватка в информационной войне, которую затеяли связанные с европейскими дворами противники России (Нессельроде и Ко). В начале 19 века в Европе уже начало утверждаться мнение о том, что народный дух является источником позднейших успехов элиты. В конце 18 века ученая Европа перешла с латыни на языки народные. Этого требования всецело придерживались романтики. Поэтому русофобы уже делали четкую ставку на недопущение свободного развития творческих сил в России. Россия должна была оставаться вечной ученицей Европы. Никаких собственных гениев в ней появляться не должно. Убийство Пушкина в расцвете лет было сознательной акцией, последствия которой несоизмеримо более тяжкие, чем военное поражение в каком-нибудь региональном конфликте. Пушкин не написал главных своих произведений, а если бы это случилось, то он был бы отнюдь не главным российским поэтом, как сейчас, он мог бы стать и «Платоном и Невтоном» в одном лице, поэтом, чье всемирное историческое значение превзошло бы значение и Гомера, и Шекспира. Пушкин прошел либеральную и романтическую стадии творчества, как раз перед самым убийством он стал зрелым консерватором, чрезвычайно сблизился с «реакционным» царем Николаем Первым и претендовал на роль его главного советника. Поскольку Пушкин, по слову Аполлона Григорьева это «наше все», то получилось, что «наше все» прервалось на самом интересном месте, оно застряло в вечной молодости, чуть дойдя до зрелости. Поскольку Пушкин это наша культурная матрица, то все, что штамповалось потом с этой матрицы, так же оказалось недоросшим, недоделанным, прерванным на полуслове вечно молодым и вечно пьяным. Эта матрица начала штамповать либералов и социалистов в таком количестве, что уже через полвека они переполнили Россию и убили царя, а дальше взяли курс на революцию. Можно смело утверждать, что если бы не Дантес и стоявшие за ним, то в России не было бы 17 года. Наоборот, если бы Пушкин написал свои зрелые и старческие произведения, то Россия бы впервые стала задавать тон в Европе, возглавила бы интеллектуальную моду на консерватизм, который тогда был в зачатке. Это поставило бы суверенитет России, не на военную, а на духовную основу! Более того, Пушкин мог выдать что-то более интересное, чем консерватизм. Последняя поэма Пушкина «Медный всадник», посвященная как раз делам Петра Великого, поэма, не напечатанная при жизни, поэма, своего рода, продолжение «Евгения Онегина» заглядывает в такие дали, что до сих пор вызывает диаметрально противоположные и в целом довольно беспомощные и бестолковые интерпретации. Эта поэма ― бездна, из которой возможно понятно безумие величайших интеллектуалов Европы ― Гельдерлина, Ницше, Ван Гога, Стриндберга и др. «Медного всадника» Пушкин написал в пику не по заслугам прославленному и пошлому «либералу» А. Мицкевичу, с которым как с писаной торбой носилась вся прогрессивная Европа того времени. Для многих в России вообще было непонятно, как это можно посметь что-то там лепетать русскому против европейских знаменитостей! Мы можем только благоговейно вздыхать, восхищаться и учиться… Пушкин же уже четко знал, что Европа нас ничему не может больше научить. Убийство Пушкина европейским ловеласом и проходимцем символично и потрясающе по глубине выводов, которые можно сделать. Ведь в этом просвечивает форма, в которой Запад вообще убивает Россию. В это говорит грядущий конфликт между экзистенциальной самостью и Das Man о котором только через век напишет Хайдеггер, сам факт возможности гибели великого поэта по нелепой случайности намекает на то, что Бог не печется о поэтах, что возможно, он ушел или даже умер (Ницше). Редактор "Литературного прибавления" А. А. Краевский опубликовал некролог о смерти Пушкина: "Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!.. Царский чиновник, даром что министр просвещения и президент Академии наук, С. С. Уваров потом выговаривал: "Что это за черная рамка вокруг известия о кончине человека не чиновного, не занимавшего никакого положения на государственной службе?. "Солнце поэзии"! Помилуйте, за что такая честь? "Пушкин скончался. в середине своего великого поприща"! Какое это поприще? Разве Пушкин был полководец, военачальник, министр, государственный муж? Писать стишки не значит еще проходить великое поприще!.." Это рок российской власти: не понимать, что поэзия скрепляет свой народ и завоевывает бескровно любовь народов других стран больше, чем все полководцы вместе взятые!